После долгого перерыва, Альбина вновь начала переживать свои погружения в странный мир. Правда, теперь это происходило не так часто и не вызывало такие отрицательные эмоции, как раньше, но все же видения вернулись. Она вновь видела себя со стороны, вновь оценивала себя, заново переживала свои разговоры и поступки, по-прежнему не любила свое тело. Это было даже забавно, при таком внутреннем отторжении своей оболочки, так цепляться за её прежни вид в реальности! Не поддавалось никакой логике.
В снах появилась новая деталь. Очень странная. Альбина представала перед собой с пугающе пустым пятном вместо лица. При этом она прекрасно осознавала, что это она, но лица не было. На его месте ничего не было. Темно-серая расплывчатая пустота. Такой она казалась себе совсем чужой. Второе «я» уже не презирало её, оно просто отдалилось, отстранилось и трансформировалось в нейтрального наблюдателя. Эмоций в видениях стало намного меньше, забывать о них стало намного проще. И куда легче было не сосредотачиваться на них, проводя дни с Анной.
Дни бежали быстро и в голове постепенно прояснялось. Анна откопала множество примеров приспособления к жизни людей после катастроф, нахождение себя в новых ипостасях, приобретение нового я.
Дормич кивала и как будто соглашалась с разумными доводами. Однако, усилия психолога сделали лишь часть дела — Альбина отказалась от мысли покончить с собой, но вернуться в свою прежнюю жизнь она была все еще не готова. И когда профессор вновь пришел к ней на разговор, она его огорошила.
— Вот что, профессор… Кто знает о вашем эксперименте?
— Моя команда врачей, очень узкий круг.. Другим мы пока ничего не сказали, ждали полного выздоровления и результатов. А что?
— А моим родителям что сказали?
— Что вы пока на специальном лечении в реанимации.
— И они, конечно же, даже не старались взглянуть на меня? Как это на них похоже. — скривилась Альбина. Что мать, что отец — оба всегда ограждали себя от лишних стрессов. Она была больше, чем на сто процентов уверена, что они давали бесчисленные интервью по поводу её трагедии, но вот чтобы настоять на встрече с ней — слишком травматично для таких «тонких» натур… Она выпрямилась в кресле, собравшись с духом сообщить о своем решении.
— Я смирюсь с тем, что вы сотворили , но с одним условием.
— Да?
— Вы никому не скажете, кто я.
— Но…
— Именно так. Вы будете продолжать говорить публике, что я еще в коме, пока я не решу, что делать с моим имуществом и вообще с моей жизнью. Вы не станете докладывать обо мне никому, пока все не позабудут о том, что случилось. Я не хочу, чтобы хоть кто-либо заподозрил во мне меня. Я выйду из больницы, как совершенно другой человек.