Эмбер не хотела расставаться с сыном навсегда и готова была оставить его у себя, если бы не настойчивость матушки Красной Шапочки, убедившей ее, что в Уайтфрайерз такой ужасный климат, что ребенок здесь непременно заболеет и умрет. Эмбер любила сына, он был ее собственностью, но, возможно, еще больше любила потому, что он — от Брюса Карлтона. Брюс-старший уже восемь месяцев как уехал, и, несмотря на еще сохранявшуюся любовь к нему, он постепенно превращался для нее во что-то нереальное. А ребенок, живой, дышащий, стал для нее подтверждением того, что существует Брюс — ее несбывшаяся мечта, которая казалась когда-то явью.
— Если он заболеет, немедленно дайте мне знать, хорошо? — взволнованно предупредила Эмбер и передала ребенка на руки миссис Чивертон. — Когда вы принесете его ко мне?
— Когда скажете, мэм.
— Может, в следующую субботу? Если будет хорошая погода.
— Хорошо, мэм.
— Пожалуйста, принесите! И следите, чтобы ему не было холодно или голодно, хорошо?
— Да, мэм, конечно, мэм, я буду следить.
Черный Джек проводил няньку до коляски, усадил ее с ребенком, но когда вернулся, застал Эмбер сидящей у стола с тоской в глазах. Он опустился рядом, взял ее за руки. Голос Джека звучал просительно и сочувствующе:
— В чем дело, милочка? Зачем грустить и вздыхать понапрасну? Твой паренек в хороших руках, правда? И конечно же, ему не следовало оставаться здесь. Согласна?
— Да, все правильно, — она поглядела на Джека. — Но… — И Эмбер попыталась улыбнуться.
— Ну, вот так-то лучше! Послушай, знаешь, какой сегодня день?
— Нет, не знаю.
— Сегодня канун дня коронации его величества. по дороге в Тауэр он проскачет через Сити. Хочешь поехать посмотреть на него?
— О Черный Джек! — лицо Эмбер засветилось радостью, потом вдруг она неожиданно нахмурилась. — Но ведь мы не можем…
У Эмбер возникло ощущение, что она такая же заключенная здесь, в Уайтфрайерз, как была в Ньюгейте.
— Можем, конечно, можем. Да я каждый день езжу в Сити. Так что поторопись, надевай свое снаряжение, и мы отправимся. Возьми все, что нужно, надень маску, накинь плащ и поехали.
Эмбер развернулась и бегом помчалась одеваться.
За два с половиной месяца с тех пор, как ее привели сюда из тюрьмы, она впервые вырвалась из Уайтфрайерз и испытывала такое же волнение, как в тот день, когда в первый раз увидела Лондон. После нескольких дождливых дней сегодня стоял погожий — на небе ни облачка, свежий, чистый воздух при легком ветерке, доносившем аромат полей из пригорода. Улицы, по которым предстояло проехать процессии, посыпали гравием и сделали ограждения, чтобы сдержать напор толпы. По углам четырех главных улиц воздвигли великолепные триумфальные арки, украшенные, как и год назад, знаменами, гобеленами; флаги развевались на всех домах, на балконах, у окон собрались женщины, чтобы бросать цветы под ноги королю.