— По-моему, миссис Стюарт выглядит сегодня просто отвратительно, вы заметили? Она какая-то зеленая.
Все сплетницы при дворце прекрасно знали, что Фрэнсис ужасно страдает от ревности с тех пор, как на горизонте появилась миссис Дженнингс, пятнадцатилетняя блондинка, которой восхищались все мужчины и которую ненавидели все дамы. Барбара же пребывала в счастье оттого, что кто-то перехватил короля у Фрэнсис, ибо подобное же произошло с ней в тот год, когда Карл увлекся Фрэнсис.
Бойнтон лениво обмахивалась веером, полузакрыв глаза.
— Мне она не кажется зеленой, может быть, у вас что-то с глазами, ваша милость, — проговорила она.
Барбара метнула на нее уничтожающий взгляд и повернулась к Монмауту, который сидел, наклонившись вперед, совершенно пораженный роскошной любовницей отца. Высокий, хорошо сложенный и физически прекрасно развитый для своего возраста, он, как и его отец, отличался поразительной красотой — даже взрослые женщины влюблялись в него. Он обладал не только красотой Стюартов, но и их врожденным обаянием, притягательной силой, не оставлявшей равнодушным никого, кто видел его.
Бойнтон бросила взгляд через плечо и обменялась улыбкой с Фрэнсис, которая наклонилась вперед и прошептала, прикрывшись веером:
— Только что я заметила, как его высочество передал записку миссис Дженнингс. Подождите минутку, уверяю вас, она сейчас разорвет ее.
Последние недели Дженнингс развлекала двор тем, что отказывалась стать любовницей герцога Йоркского — этой чести удостаивались все фрейлины его жены. Она публично рвала письма герцога на мелкие кусочки, которые бросала на пол в гостиной ее высочества. Вот и теперь Бойнтон и Фрэнсис Стюарт смотрели, как она порвала записку и швырнула обрывки высоко в воздух, и клочки опустились на голову и плечи герцога.
Бойнтон и Стюарт восхищенно рассмеялись, а Джеймс оглянулся и заметил клочки у себя на плечах. Рассердившись, он стал стряхивать их, а миссис Дженнингс сидела прямо и надменно смотрела на сцену, где уже началось представление.
— Что? — спросил Карл, посмотрев на своего брата, когда тот отряхивался. — Опять ни с чем, Джеймс? Черт побери, я-то думал, ты с первого раза понял намек.
— Ваше величество тоже не всегда понимает намеки, — ответил герцог сердито, но Карл лишь добродушно улыбнулся.
— Мы, Стюарты, упрямой породы, — он наклонился к Джеймсу и прошептал ему на ухо: — Ставлю моего нового турецкого пони против твоего берберийского скакуна, что завоюю эту капризную кокетку раньше, чем ты.
— Ставка принята, сир, — Джеймс скептически поднял бровь.