— Варвар! — ощущая его мужественность, она спрятала лицо у него на груди, опаленная вызванными им чувствами.
— Ультрасовременные люди не очень реальны, моя сабинянка, — проговорил он, вдыхая запах ее волос. — Я все еще пугаю тебя? Неужели я с этим шрамом был страшен тебе прошлой ночью? Ты же не была напугана, когда я обнимал тебя так, что наши сердца бились, как одно.
— Я… я не могу говорить об этом, — от смущения глухим голосом выговорила она. — Во мне нет ничего греческого.
— Даже в сердце? — Домини почувствовала, как поднялась его грудь под ее горящей щекой, потом сигара, не докуренная наполовину, полетела далеко в песок, руки сомкнулись вокруг нее и она почувствовала, как начала таять. Ощущение было одновременно пугающим и возбуждающим, но на этот раз он целовал ее так, будто хотел навечно приковать к себе. И ощущая на нежных губах требовательные поцелуи, она чувствовала, что никогда не сумеет понять ни его, ни силы, управляющей им.
Чего он хотел? Ее любви? Но как она могла сказать, что любит, если не может понять своих чувств к нему?
Они вернулись на виллу, когда день уже подходил к концу. В холле нашли желтый конверт на подносе для писем около телефона.
Это была телеграмма, адресованная Домини, и она онемевшими пальцами открыла конверт. Поль следил, как она читала телеграмму, его лицо казалось бесстрастной маской.
Она с головы до ног окинула его взглядом, как будто проспала все эти восемнадцать часов и теперь проснулась. Проснулась и ненависть, дремавшая в ней.
— От твоего дяди, разумеется? — небрежно поинтересовался Поль.
Она молча подала телеграмму. Там было написано:
«Узнал о чеках от Дуга. Прошлым вечером звонил Полю. Возвращайся домой, дорогая!»
— Так значит, мой дядя говорил вчера с тобой по телефону? — холодно спросила Домини.
— Верно, моя дорогая. — Совершенно спокойно он сложил телеграмму.
— И зная, что Дуг обо всем рассказал отцу, ты намеренно пришел ко мне… и…
— Не намеренно, Домини, и не думаю, что нам нужно стоять в холле и кричать друг на друга. — Он крепко взял ее за кисть и заставил пройти в гостиную. Там закрыл дверь и прислонился к ней спиной. — Я пришел прошлой ночью потому, — тихо сказал он, — что ты кричала во сне, и я беспокоился о тебе. Я тебя поцеловал, но если бы ты меня оттолкнула, я бы вернулся в свою комнату. Ты не оттолкнула меня, и я любил тебя. Как угодно обзови. Скажи даже, что я воспользовался твоей слабостью, но это не изменит того обстоятельства, что прошлой ночью ты забыла о ненависти ко мне и, была ласкова со мной сегодня.
— Ну, да, — он непривычным для нее жестом повел плечами. — Да, это краденые сладкие мгновения, но я бы не крал, если бы ты этого не позволила.