Огастин снял клочок с лампы и положил в карман, не сводя глаз с Тоцци. Кто-то заиграл на фортепиано. Раздались аплодисменты. Тоцци поднял глаза и на мгновение прислушался. Это была известная песня "Садись в поезд "А". Несколько голосов подхватили мотив.
– Похоже, ковер удался на славу. Развлекайтесь.
Огастин задрал вверх свой йельский подбородок, его глаза сверкнули.
– Постараюсь.
В доме стояла тишина. Было поздно. Огастин не мог заснуть. Он сидел в своем кабинете, задрав ноги на стол, с закрытыми глазами, положив на лоб руку. Время остановилось. Начинался очередной приступ мучительной головной боли. Левый глаз подергивался. Клочок, принесенный Тоцци, лежал на промокашке под лампой. Огастин с трудом открыл глаза и тупо уставился на него – что же ему теперь делать и что намеревается предпринять Тоцци? Он прокручивал в голове худшие варианты возможного развития событий, но не был уверен, что они действительно худшие. Его планы завоевать мэрию стали невероятно расплывчатыми. Даже если он получит от сицилийцев необходимую сумму, на его пути встанет теперь Тоцци. Тоцци все знает и не собирается держать язык за зубами. Огастин рассматривал все возможности, все альтернативные варианты: все сводилось к этому ничтожеству – Тоцци.
Боль стала нестерпимой, он зажмурился. Тоцци казался ему тем буром, который впивается в его череп под левым глазом. Будь он проклят!
Но что на самом деле знает Тоцци? Достаточно ли, чтобы официально обвинить его в связях с сицилийцами? Может быть, и нет, но и намека хватит, чтобы скомпрометировать его. Достаточно одного лишь голословного утверждения о сговоре с мафией – и конец его надеждам, его карьере на общественном поприще. Огастин прикидывал так и эдак – все безнадежно. Он уставился на клочок цвета бургундского вина с голубовато-бежевым рисунком. Все дело в Тоцци. Даже смертный приговор за убийство не заставит его замолчать. Напротив, это привлечет к нему внимание и только усугубит положение. Тоцци изо всех сил начнет вопить о том, что ему известно, станет просить о смягчении наказания в обмен на имеющуюся у него информацию о грязных делишках помощника генерального прокурора США. У Огастина пересохло в горле.
Неожиданно тишину взорвал телефонный звонок. Будто летящее бревно, он толкнул Огастина в грудь, и бур с новой силой впился в его череп. Он схватил трубку, не дожидаясь второго звонка. Не хватало еще, чтобы проснулась жена. Ему и без того плохо.
– Алло?
– Отвечай быстро. Почему не спишь?
Огастин узнал ужасный акцент и язвительно-добродушную интонацию. Это был Саламандра.