Блюм лежал, вжавшись в кресло. Он задыхался, хватаясь руками за грудь.
Неожиданно в правой руке Огастина вновь заговорил пистолет, словно он стрелял сам по себе. Два коротких лающих выстрела. Голова Блюма откинулась назад, затем упала на грудь. Он стал медленно съезжать с кресла. Огастин отметил про себя, какими удивительно неуклюжими становятся мертвые тела при падении. Две рваные дырки остались в спинке кресла. Одна рядом с другой.
– Дерьмо... – прошипел Джордано.
Огастин моргал и учащенно дышал, хотя ему казалось, что у него за спиной выросли крылья.
– Есть люди, которые созданы для того, чтобы их приносили в жертву, – сказал он, хватая ртом воздух. – Я говорил об этом Зучетти на ферме, но он не хотел слушать.
– Ты – дерьмо. Ты должен был все устроить. Это не должно...
– Я и устраиваю, Винсент. – Он кивнул в сторону Блюма, лежавшего на полу. – Защитники поднимут бурю. Они испугаются за свои жизни. Задрожат, как мыши. Их коллективный вопль о необходимости прекратить процесс будет таким громким и таким убедительным, что даже я не смогу ему противостоять. Это гарантировано.
Джордано попытался улыбнуться.
– Прекрасно. Значит, все сделано, верно? Я имею в виду процесс. Он окончен?
– Почти, – кивнул Огастин.
– Тогда я должен исчезнуть, так? Убраться и больше не возвращаться.
Огастин кивнул.
Джордано направился к двери, неуклюже перешагнув через тело Блюма.
– Минуточку, Винсент.
Испуганная обезьянка обернулась.
– Что такое?
– Меня всегда интересовало, каким одеколоном ты пользуешься. Как он называется?
– Что? Одеколон? А... «Сингапур».
Бам-бам-бам... – Огастин нажал на спусковой крючок.
– Отвратительный запах.
Голова Джордано ударилась об пол между стеной и кроватью. Огастин некоторое время стоял, глядя на него. Джордано не шевелился.
Прости, Винсент. Но я не уверен, что ты будешь молчать. Ты вышел из-под контроля. Запаниковал. Ты мог рассказать им обо мне и о встрече на ферме. Разве тебе можно доверять? Зучетти был прав. Ты – слабое звено. Кроме того, мертвый ответчик – весьма убедительный довод в пользу того, чтобы Морген-рот прекратил процесс.
Огастин взял себя в руки, его пульс успокоился, он глубоко вздохнул, положил пистолеты на кровать и открыл кейс. Убрал в него пистолеты, достал из пакета газету и бросил ее на кровать. Складывая пакет так, чтобы его можно было убрать в кейс, он обратил внимание на заголовок городской хроники в «Трибюн»: «Адвокаты, участвующие в процессе по делу Фигаро, требуют его прекращения». В подзаголовке стояло имя Марка Московица. Он уложил свернутый пакет в кейс, подобрал газету и усмехнулся. Он подумал о Тоцци. Спасибо за идею, Майк. И за шанс, который ты мне предоставил.