В ту ночь Догах послал Мине еще одно сообщение, умоляя ее либо прислать в Сильваност подкрепление, либо разрешить его войску покинуть город. Хотя идти ему было все равно некуда — ведь он находился в центре вражеской территории.
Через два дня курьер вернулся с ответом.
«Генералу Догаху.
Держитесь. Помощь уже в пути.
Именем Единого Бога,
Мина».
Увы, подобный ответ не слишком утешил генерала.
Каждый день Догах осторожно поднимался на стены Сильваноста и вглядывался на север, юг, запад и восток. Там были эльфы. Повсюду. Они окружили город, и теперь генерал в любую минуту мог ожидать их атаки. Однако время шло, а эльфы ничего не предпринимали.
Тассельхофу Непоседе казалось, что его вытягивают в длину, ширину и при этом еще пытаются вывернуть наизнанку, вследствие чего он испытывал тошноту и сильнейшее головокружение. Когда-то кендер считал простой деревянный пол и обычную твердую землю ничего не значащими вещами, но сейчас он отдал бы все на свете за возможность снова ощутить их под своими ногами. А еще ему очень хотелось, чтобы эти самые ноги перестали наконец притворяться головой и заняли положенное им место внизу туловища.
К счастью, на сей раз кендеру по крайней мере не угрожала опасность оглохнуть, поскольку Конундрум надорвал-таки криком горло и теперь мог производить лишь слабые квакающие звуки.
Тас ни секунды не сомневался в том, что главным виновником его отвратительного состояния является устройство для перемещений во времени, и мрачно гадал про себя, как долго ему еще предстоит лететь, периодически приземляясь в разных временных точках. Он попытался было утешиться тем, что рано или поздно любому путешествию приходит конец, но утешения не почувствовал, ибо тут же вспомнил, что его собственное путешествие должно закончиться под ногой Хаоса.
Такие мысли мучили вращавшегося Тассельхофа, когда вдруг среди них мелькнула одна новая: наверняка тот, кто незримо сжимал его плечо, мог как-то прекратить этот бесконечный полет, сопровождавшийся постоянными кувырканиями в воздухе.
Кендер поклялся, что сделает все возможное и невозможное, чтобы встретиться с обладателем невидимой руки сразу же после очередной посадки, а посему, едва коснувшись земли («о, благословенная земля!»), он вскочил на свои затекшие ноги и поспешил оглядеться. Увы, единственная рука, которую он увидел, принадлежала гному, а никакой другой поблизости не было да и быть не могло, ибо артефакт опустил их посреди выжженного поля, откуда были видны лишь какие-то стеклянные строения, сверкавшие багрянцем и золотом в лучах заходящего солнца. В воздухе чувствовался запах гари, хотя огонь, уничтоживший растительность, был уже потушен. Издали доносились чьи-то голоса и пронзительный плач флейты.