– На все сто процентов. Думаю, мы должны установить слежку за домом Д'Урсо.
– Не мы, Тоцци. Я.
– Заезжай за мной в восемь. Я кофе куплю.
– Если ты хочешь найти что-нибудь для Иверса к следующей неделе, тебе лучше приподнять зад и хорошенько побегать. Я обойдусь и без твоей компании.
Тоцци ухмыльнулся.
– С чего же начинать беготню, как не с дома Д'Урсо? Посигналь, когда приедешь. Я сразу спущусь.
Гиббонс терпеть не мог, когда Тоцци сохранял невозмутимость. На самом деле не так-то уж и плохо завтра посидеть вдвоём, к тому же вряд ли он сможет целый день водить машину. Пусть Тоцци приходит. Если только будет молчать о Лоррейн.
– Я и еды какой-нибудь куплю, – добавил Тоцци. – Ты любишь медовые булочки, да?
Гиббонс отрешенно вздохнул.
– От тебя, Тоцци, у меня просто дырка в голове. Будь готов к семи. И я терпеть не могу медовых булочек. Купи рогаликов с корицей.
– Ладно.
– И помни, о чем мы договорились. Если к среде ты не раскапываешь ничего нового о работорговле, мы сообщаем Иверсу все так, как есть.
Тоцци прикрыл глаза и кивнул.
И тут низенький молодой человек в круглых очках в металлической оправе ворвался в палату, толкая перед собой каталку.
– Ну вот, мистер Гиббонс. Пора ехать. Прыгайте в седло.
Гиббонс развернулся и зашагал прочь на негнущихся ногах. Он поглядел сверху вниз на санитара, так что воротник врезался в челюсть.
– Убирайтесь с глаз моих, пока я не выкинул вас и вашу каталку в окно.
Санитар застыл с открытым ртом. Очки его сверкали. Гиббонс обошел его. Тоцци следовал за ним, прыская в кулак.
– Но, мистер Гиббонс... – слабо возразил санитар.
Гиббонс все шел себе и шел, волоча чемодан по полу.
– Не переживай, парень. Со мной ничего не случится. А тебе, черт возьми, желаю всего наилучшего.
Тоцци перетащил телефон на другой конец кровати и сел, прислонившись к стене.
– Лоррейн, послушай меня. – Он приложил трубку к другому уху. – Я же тебе говорил. Я пытался его убедить, но он и слушать не захотел. – Тоцци взглянул на часы. Они уже двадцать минут разговаривают.
– Но ты же обещал, Майкл. Ты сказал, что привезешь его ко мне.
– Говорю тебе, я пытался. Но ты должна понимать, что сейчас он слишком болезненно все воспринимает. Он не хочет, чтобы с ним обращались, как с инвалидом, и, честно говоря, я его за это не осуждаю.
– Я не собираюсь с ним обращаться, как с инвалидом. Я просто хочу, чтобы он отдохнул, будь оно все неладно. Он не должен работать – это и врач говорит.
– Да-да, я все это знаю, но Гиб всю свою жизнь был специальным агентом. Он никогда не сидел в конторе. Он всегда работал на улице, вел оперативные расследования – это он умеет, это он и делает. И беспокоится, что больше не сможет этим заниматься.