Сбегая по лестнице, он столкнулся с соседкой, старушкой, одиноко доживающей свой век в большой квартире тремя этажами выше. Раскланялся, легко подхватил авоську с продуктами.
— Позвольте, Наталья Карповна, — предложил руку.
Соседка расцвела:
— Вы такой, Володюшка, милый, такой галантный. Смотрю на вас, и грех хаять нынешнюю молодежь. Но невозможно не возмутиться! Вы не видели, как опять все парадное расписали, почти чистую стену испортили! Спасибо, спасибо, голубчик, за помощь. Может, зайдете блинчиков свеженьких покушать? Небось питаетесь от случая к случаю…
Проводив ее до квартиры и еле-еле отклонив радушное приглашение, Володька спустился по лестнице, обводя внимательным взглядом пестрящие надписями стены. Одна из надписей была совершенно новой, даже краска местами еще не высохла: «Вова+Клава». Детские глупые шалости. Впрочем, молодой человек так не думал. Широко шагая к своему гаражу, он размышлял о том, что планы на ближайшее время у него полностью изменились.
* * *
Система связи была сложной и многоэтажной, однако отработанной до мелочей и никогда не подводившей. Тот, кто писал на стене классическое «Вова+Клава», действительно полагал, что дразнит каких-то юных влюбленных, и уж наверняка никто не мог бы связать эту надпись с внезапно возникшим у Володи Абессинова желанием навестить свою старую учительницу русского языка и литературы.
Клавдия Петровна души в своем ученике не чаяла. Он всегда был умен, начитан, блестяще образован, к тому же еще и красавец. И навещал ее хотя и не очень часто, но все же навещал. Другие ученики вообще не вспоминали.
Они сидели на ее крошечной кухоньке, пили крепкий чай из кобальтовых чашек с золотыми цветами и лакомились тортом. Болтали о том о сем, рассуждали о политике, вспоминали прошлое и смеялись над Володиными проказами. Прервали их единственный раз: кто-то ошибся номером и долго и нудно уточнял, какие именно цифры собирался набрать. Вскоре после того Владимир откланялся, обещал вскоре зайти еще раз и поехал на встречу.
Таких контактных адресов оставил он в свое время Координатору около шести, а каждую операцию производил отдельный человек, на то и существующий, чтобы НЕ знать, что он делает. Вычислить местонахождение того, кого вызывают в Центр, не будучи Координатором, не представлялось возможным.
Владимир прибыл минута в минуту. Его уже ждали в просторном светлом кабинете, обставленном антикварной мебелью и с большим зеркалом в ореховой раме во всю стену. Назначение зеркала было известно только избранным.
Координатор казался усталым и встревоженным. Красноречивые взгляды, которые он бросал в сторону серебристой сверкающей поверхности, свидетельствовали о том, что в крохотной комнатке по ту сторону зеркала, служившего окном в кабинет, уже находился клиент. И раз он проследовал в святая святых и наблюдает за происходящим оттуда, значит, это лицо высокопоставленное и известное. Такое лицо, которому ни в чем отказать нельзя, ибо себе дороже, и ради которого нарушаются все неписаные законы. Впрочем, к Координатору и в Центр другие обращались редко — слишком серьезной считалась организация, и слишком дорого стоили ее услуги. Абессинов никогда не мог пожаловаться на свои гонорары: ему платили столько, сколько он стоил, — однако же знал, что Координатору отстегивают вдвое больше. А накладные расходы, а непредвиденные? Да чтобы просто узнать о существовании Центра, нужно обладать нешуточной властью…