— Ты гляди, вот он!
— Так и до инфаркта довести можно, — возмутился Макс. — Никакого сочувствия к ближнему. Так кого ты там отыскал? Что это еще за враг народа?
Разумовский хотел возразить, что старый друг совсем расслабился на своей «бумажной» должности и отвык от серьезных дел, но вовремя прикусил язык. Слишком уж долго и трудно привыкал Макс к тому, что никогда не сможет вернуть себе прежнюю форму. Полученное некогда тяжелое ранение нет-нет да и давало о себе знать, и хотя инвалидом он не стал и постоять за себя все еще мог, но о боевых операциях и речь не шла. Правда, в последние годы Макс вошел во вкус и наконец признал, что и новая его работа может доставлять немало приятных минут.
Он бросил только один взгляд на фотографию, лежащую в тоненькой папке, и взял Игоря за плечо:
— А теперь, друг мой, внятно и подробно рассказывай, в какую историю ты влип…
* * *
Есть на свете множество счастливых людей, которые верят в любовь с первого взгляда. Ко мне это не относится. Я никогда не верила в то, что чувство может вспыхнуть с первых же минут знакомства, и, вероятно, не поверю никогда.
Есть у нас такая хорошая поговорка — «Не зарекайся». Судьбе не нравится, когда человек в чем-то уверен.
Мне было девятнадцать. Ему — пятьдесят. Мы встретились в гостях у маминой приятельницы, к которой он зашел первый раз в жизни по странному стечению обстоятельств. Встретились, познакомились и… пропали. Мы задохнулись одновременно, будто обоим вдруг не хватило воздуха, остолбенели и так стояли около минуты, не в силах заговорить или разойтись по разным углам комнаты. Здороваясь, я протянула ему руку для поцелуя — это была всего лишь привычка девочки, избалованной галантными и интеллигентными друзьями своих родителей. Он крепко сжал мою ладонь и забыл ее отпустить. На нас уже начали посматривать с недоумением, а мы все глядели друг на друга, хотя и понимали, что ведем себя непонятно и по меньшей мере неприлично. Весь вечер я не могла сосредоточиться на общем разговоре: меня мучила единственная мысль — если мы расстанемся сегодня, то уже больше никогда не увидимся. У нас не будет такой возможности, потому что и сейчас мы встретились случайно. Но негоже юной особе претендовать на внимание со стороны взрослого, уже полностью седого мужчины, у которого есть семья и дети — две дочери, и младшая, между прочим, старше меня на несколько лет.
Гораздо позже я узнала, что его волновала та же проблема: как я восприму ухаживание человека, годящегося мне и в пожилые отцы, и в молодые дедушки.
Потом включили музыку, и он пригласил меня танцевать. Я забыла сказать, что его звали Георгием. Георгий Александрович, правда потрясающе красиво? Я вообще не видела никого более красивого, чем он. Это теперь, став старше и мудрее, я понимаю, что так и выглядит любовь, и только благодаря ей седой, лысеющий человек с лицом, изрезанным глубокими морщинами, как шрамами (да и шрамов на его теле обнаружилось предостаточно), может показаться ослепительно красивым. Мы кружились в медленном вальсе, и его горячее дыхание обжигало мне макушку. Мне хотелось положить голову ему на плечо, закрыть глаза и забыть обо всем. А там будь что будет. Но вокруг сновали его и мои знакомые, была моя мама, наконец — множество людей, которые в тот миг казались и вовсе посторонними. А единственный родной человек, дорогой и необходимый, должен уйти куда-то, в чужой дом, к чужой женщине, туда, где не было и никогда не будет меня. И мне стало так страшно, что захотелось забиться в самый темный угол и заскулить. А еще я понимала, что в этом горе у меня не найдется союзников. То, что я чувствовала и переживала, было и запретно, и неприлично. Вечер, проведенный в гостях, я помню плохо. Единственное, что навсегда врезалось мне в память, — это его удивительные глаза, голубые, прозрачные, как талая вода. Их взгляд казался таким лучистым, нежным и печальным, что и много времени спустя мне с трудом верилось, что этот же самый человек может быть жестким и непреклонным. А не исключено, я и в первый же день почувствовала его невероятную внутреннюю силу, но это могло только сильнее привлечь меня к Георгию. Я звала его Жоржем.