Полем, наперерез дороги двигалась маршевая рота – молоденькие новобранцы с полной выкладкой, в серых от пыли ботинках и обмотках. Зеленые ветки, затолкнутые концами за скатку, колыхались над их головами. Маскировка. Уповая на эту веточку, они смело брели под распаханным войной небом.
Я спешила, как только могла, сражаясь за то, чтобы уцелеть на тощем хребте лошади, сильно преувеличивая свою роль в судьбе второго фронта.
Но этот проклятый американец, с личным поваром и переводчиком, уже побывал в том месте, где размещалась «рабочая колонна» пленных, и укатил дальше на «виллисе». Об этом я узнала, подъезжая. Нервы мои были сильно расшатаны, когда я слезала с лошади и на неслушающихся ногах плелась за повстречавшимся мне капитаном из политотдела.
– Гутен таг! Этот господин, что разговаривал с вами…
Колонна пленных, к которой я обратилась дурным голосом, состояла из двенадцати немцев разных возрастов. «Рабочая колонна» – наша армейская достопримечательность, существовавшая уже четыре дня.
– Мы поболтали кое о чем, – сказал огромный неряшливый фельдфебель с бабьим лицом, старший из пленных.
– О чем же?
– Да так. Существенного ничего для вас. А что? – Он был грубиян, этот фельдфебель. Остальные стояли, бутафорски опершись о лопаты, и как-то странно глядели.
Единственный контакт, который мог с ними возникнуть, – сговор. Было противно.
– Товарищ лейтенант! – сказал, закипая, капитан. – О чем вы разговариваете с немцами?
– Я еще не совсем поняла их, – сказала я, задетая. Мне доверяли самостоятельно проводить допросы куда поважнее. Капитан, правда, не знал ничего об этом.
– Какой вопрос был задан вам иностранцем, только что разговаривавшим с вами? – беря в свои руки инициативу, сказал он. – Переводите!
– Господин американец спросил, каково содержание нашей работы.
– Так! – сказал капитан, воодушевляясь и нервничая. «Колонна» находилась в ведении политотдела армейского тыла. Возможно, капитан был ответствен за ее политико-моральное состояние. – Что они ответили ему? Дословно.
Но немцы попались дошлые. Они умели подсчитать, сколько человек охраны отвлекают на себя, во что обходится их содержание и каков коэффициент полезного действия их работы. И легко доискались, что они показные.
– Они говорят: «Едва ли в нашей работе есть рациональное содержание».
– Они сказали ему «едва ли»?
– Нет, они не сказали буквально «едва ли», но как бы сказали. Это в их интонации.
– Но зачем же интонацию? Переводите слова!
Капитан рассерженно сбил на затылок фуражку. Он был убежден, что идея стоит любых затрат. Пусть бойцы и население видят: вот она, непобедимая Германия, работает для русского фронта.