Рябов положил ложку, вытер рот полотенцем и вышел в сени. Матрена вышла за ним. Он взял ее за руку и потянул за собой по ступеням во двор.
Двор крыт соломой. Высоко на шесте сохнут припасенные на зиму березовые веники. Под самой крышей немец зимой прорубил окно, приставил лестницу и вел наблюдение.
Рябов ногой отворил дверь кладовой, пропустил Матрену. На земле в деревянном корыте доверху – очищенный овес, на низком чурбаке – колода карт.
– Ты гадать сюда ходишь?
Он взял ее за руку, а другой колючей ладонью накрыл ее белое, сбереженное от солнца лицо.
– На кого гадаешь, Матрена? Молчишь что? – спросил он громче и принял руки.
Он стряхнул колоду карт. Карты разлетелись, легли на земляной пол и в корыто на овес.
– Не надеялся так повстречаться, – сказал он, присел на чурбак и утер рукавом пот со лба.
Матрена молчала, мяла концы косынки.
…Рыжая связистка вышла спросить, который час. Звонко пискнул и отбежал в сторону задетый сапогом цыпленок.
– Молчи, тьма кромешная, – крикнула ему старуха.
– Посидите с нами, – попросил девушку инженер. Она обернулась к нему, и на лице ее вспыхнули веснушки.
– Некогда сейчас, товарищ военинженер, после войны посижу.
– Не везет вам в женщинах, – протянул младший воентехник.
С улицы вошел старик.
– Знакомься, – сказала ему старуха, – это наши знакомые.
Старик вытер руку о седую голову, поздоровался и сказал:
– Извиняюсь.
– Истопил? – спросила старуха.
– Истопил, сейчас и начальник приедут. Старуха бросила сак и засуетилась.
* * *
Все разошлись.
Инженер прошелся из угла в угол. На стене висело зеркало, обклеенное по кругу пестрыми ярлычками от катушек. На печи спала девочка.
Инженер остановился у зеркала, снял фуражку. Он чуть пригнул плечи и глянул на лысеющую голову. В зеркале смеялась женщина. Инженер надел фуражку и сказал, не оборачиваясь:
– А я не видел вас.
– Може, я была ушёчи, желанный мой. Я ихняя сноха. – Женщина прислонила к стене лопату. – Мы нездешние, мы погорельцы. Присядь, желанный, – говорила она, развязывая у зеркала платок на голове. – Это с вами, что ли, хозяйкин муж пришёчи? Ох, беда. Уж в другой раз приходит. И самою жалко, и мужик ни при чем.
У нее синие глаза и бойкий, напевный говорок.
– И мужик ни при чем, и самою жалко.
Она принялась мыть руки под рукомойником. На спине ее натянулась белая ситцевая кофточка. Она в горсть набирала воду и мыла лицо и шею. Пряди волос у затылка намокли и потемнели.
– Тут у нее при немцах партизанский командир прятался, – говорила она, утираясь холщовым полотенцем. – Потом она к нему в лес убёгши была и девочку с собой брала.