Название деревни он вспомнит, если ему покажут билет в кино, который находится в отобранном у него портмоне. На обороте билета записан маршрут. Я протянула ему билет. Искажая название, он с усилием произнес: «Шадино» – и не отрываясь смотрел на майора.
– В каком направлении были обращены танки? – спросил майор.
– Не помню, – ответил пленный.
– Как замаскированы?
Немец молчал. Он навалился грудью на стол, руки его повисли. Майор встал и отворил дверь.
– Подречный, за фельдшером! – крикнул он.
Я вышла на крыльцо. Рассвело. Часовой сменился. У дома расхаживал с автоматом Бутин.
– Не спится? – спросил.
Мимо пробежали в дом фельдшер и санинструктор с носилками. Вынесли на носилках немца.
– Куда вы его? – спросил Бутин.
– В санбат повезем, – ответил санинструктор, спускаясь с носилками по ступенькам.
– Еще возись с этой заразой, – ворчал Подречный, поддерживая носилки.
– Верно, – сказал Бутин.
– Помалкивайте! – прикрикнул фельдшер, огромный усатый детина.
В комнате за столом майор Гребенюк заканчивал писать.
– Составьте сообщение Военному совету армии примерно вот так, – сказал он, протянув мне размашисто исписанный листок.
…Я служу в действующей армии уже несколько месяцев. Позади остались путевка МК комсомола на завод, работа по двенадцати часов в сутки, потом курсы военных переводчиков, наконец, действующая армия и гнетущий страх первых дней.
Мне смутно вспоминается наш институт в Сокольниках, лекции по литературе в светлых аудиториях, путь к метро после занятий, в листопад, вдоль трамвайной линии мимо старых кленов сокольнического парка.
Кажется, не я была студенткой ИФЛИ и не было у меня иной жизни, кроме этой – с передислокациями по фронтовым дорогам в стонущих в размытой глине машинах. Не было других близких людей, кроме этих, пропахших махоркой и кожей. И не было задачи яснее и ближе, чем задача моей армии – освободить Ржев.
Мы с неделю стоим на хуторе Прасолово.
Медленно проступает на деревьях трепетная, свежая зелень. Все мы отогреваемся, отходим от первой военной зимы.
Подсыхают фронтовые дороги. Армия пополняется, едва заметно готовится к наступлению.
Хутор Прасолово недавно освобожден от немцев. Кроме школы здесь сохранились три небольших дома, в которых раньше жили учителя. Почти все они эвакуировались, и в домах разместились несколько крестьянских семейств, отселенных с передовой.
Я ночую в комнате у учительницы младших классов Нины Сергеевны, жившей тут при немцах. Молоденькая болезненная девушка из Ржева. Прихожу я в комнату обычно очень поздно, взбираюсь в темноте на хирургический стол, брошенный выехавшим ближе к передовой санбатом. Это громоздкое, грубое сооружение Подречному едва удалось укоротить. Ножки отпилены неровно, и, когда я ворочаюсь, стол качается и гремит.