– Уже недолго осталось ждать, – сказал майор.
– Да-да. Все так думают.
Тоня попрощалась и пошла дальше. Чувствуя, что смотрят ей вслед, неестественно широко размахивала узелком с хлебом. Потом мы обогнали ее.
Вот она, красная машина пожарной команды. Множество срубленных молоденьких елочек старательно прикрывали ее. Тут же у сложенной из кирпичей походной кухни хлопотала пожилая женщина. Мы свернули в поле.
* * *
По ночам немцы отводят свои части назад, на новую, скрытую линию обороны. Их расчет ясен: мы обрушим артподготовку на старую линию обороны, а когда в бой войдет пехота, по ней ударят с новых позиций невредимые немецкие части.
Это были очень важные сведения. Я вышла на крыльцо. Стройными рядами весело убегали вдаль крестьянские избы; где-то возбужденно заблеяла овца, точно ее согнали с согретого места; женский голос сонно тянул песню; кто-то шел огородами к ручью, гремя пустыми ведрами.
– В хорошей деревне разместились.
– Одна во всем районе уцелела. В стороне лежит, – сказал часовой.
* * *
На ночлег я попала к старушке хозяйке.
Ее семейство: две дочери, внучата, взрослый сын, которого утром провожают в армию. Провожают точно в бригаду на работу.
– Ну, я пошел.
– Погоди-ка, – останавливает его мать-старушка, – помогли нам тут вот комод поставить, потом пойдешь.
– Ну, все. Я пойду?
– Теперь иди.
Стены в доме оклеены бумагой. Бумага изъедена мышами. Вечером они пищали и шуршали на стенах, на потолке. В углу несколько икон висят в ряд. Пантелеймон-целитель. У остальных лица от времени почернели. Пониже в маленькой золоченой рамочке почтовая открытка с изображением группы женщин.
– Бог с ними – висят и висят. А не молюсь – отвыкла. Христос его знает, есть ли он или нет, бог-то. Нехай висят.
На улице толпа. Провожают в армию молодых парней. Новобранцы в одной партии, провожающие – в другой.
– Как много ребят у вас в армию идет, – говорю небольшому пареньку, оказавшемуся рядом.
– Они все женатые.
– Такие молодые?
– А их тут, при немцах, девки поженили, боялись – после войны замуж-то не выйдешь, не хватит мужиков.
– Ты женился?
– Я мал вырос, а то бы женился, еще кой-какие девушки остались.
– Что ж так плохо растешь?
– Да у меня матка умерла, когда мне было три дня. Я один расту. Вот.
Расставание. Жены-девушки подходят робко к мужьям-ребятам, трогают рукой за пиджак, стараясь не плакать.
– Писать будешь, Васятка, правда?
– Ну ладно, ладно, – горланит Васятка, – напишу, не реви только. – Голос у него дрожит.
Девушка сует ему в карман бутылку с молоком, трогает еще раз рукой, говорит: