— Ничего не могу сказать, — отрицательно покачал тот головой. — Это, безусловно, какое-то растение. Я его никогда не встречал. Если оно относится к тропическим, то я совершенно некомпетентен.
— Относится, — подтвердил Петри. — Это орех бетеля. Многие дакойты питают к нему слабость.
— Отсюда вывод, — спокойно вмешался Веймаут. — Когда вы принесли сюда тело сэра Лайонела, за крышкой саркофага прятался некто, имеющий привычку жевать бетель. Кстати, дверь была отперта?
— Разумеется, — подтвердил я. — Ее вообще никогда не запирали. Мы это сделали лишь после того, как поместили сюда тело.
— Так я и предполагал. — Веймаут на секунду сделал паузу. — Итак, кто-то, жующий бетель, по всей видимости, скрывался за палаткой сэра Лайонела. Он услышал, что вы решили перенести тело в эту хижину, опередил вас, спрятался, дождался, пока вы уйдете, снял с тела цепочку с ключами, вынес его и запер за собой дверь.
— Скорее всего так оно и было, — пробормотал Форестер, уставившись в одну точку. — Примите мои сердечные поздравления. Но… орех бетеля?
И в этот момент неожиданно раздался голос Раймы:
— Возможно, я смогу вам показать этого человека.
— Что?! — воскликнули мы.
— Мне кажется, у меня есть его фотография. И не только его, но и кое-кого еще!
ГЛАВА III
«МОГИЛА ЧЕРНОЙ ОБЕЗЬЯНЫ»
Признаться, мне довелось кое-что повидать в жизни, и я был уверен, что ничего неожиданного она мне предложить уже не сможет.
Мало же я знал о том, что хранит судьба в своих тайниках!
Приближался рассвет.
Мог ли я предполагать, что с первыми лучами солнца, озарившими долину Нила, мне предначертано столкнуться лицом к лицу с испытаниями куда более странными, чем все, что могло создать мое воображение?
Я вызвался сопровождать Райму в ее палатку. Теперь нас всех ни на секунду не покидало ощущение близкой опасности; никакие меры предосторожности не казались лишними, когда тень Фу Манчи упала на нас.
«Представьте себе человека высокого, худого и сутулого со лбом Шекспира и лицом сатаны… глаза удлиненные и зеленые, как у кошки…»
Описание, данное доктором Петри, навсегда запечатлелось в моем мозгу. Особенно запали в память эти зеленые кошачьи глаза…
В палатке Райма зажгла свет и принялась торопливо собирать свои фотографические принадлежности. Когда мы вышли, к нам подошел Али Махмуд с винтовкой на плече.
— Что-нибудь хочешь сообщить, Али?
— Ничего, господин.
Мы вернулись в хижину. Очаровательная робость, которую я так любил — слишком мало робких девушек осталось в наше время, — овладела Раймой, когда она увидела, с каким нетерпением все ждут ее рассказа. Она была такой прелестно-хрупкой, что низкие ноты, появляющиеся в ее голосе в моменты волнения, казались совершенно не свойственными ее природе. Но серьезные серые глаза убеждали, что передо мной действительно она — робкая, застенчивая Райма.