Итак, четверо из семи уже были здесь. Мы прибыли пятыми. Тем не менее объявили о нашем прибытии двумя ударами гонга.
Какое из трех свободных мест нам следовало занять? Возникшее на секунду замешательство было мгновенно разрешено невидимым до тех пор охранником — огромным негром, неподвижно застывшим возле двери. С почтительным поклоном он подвел нас к коврику рядом с афганцами. Когда мы вошли, четыре уже прибывших делегации дружно встали; руководитель каждой поднял руку — и глазам моим предстали четыре сверкающих изумруда.
— Си Фан! — воскликнули они хором.
— Си Фан! — ответствовал Найланд Смит.
Мы заняли свои места.
Послышались три удара гонга, и в комнату вошел один из самых ужасных стариков, каких мне когда-либо доводилось видеть. Когда смолкла очередная порция возгласов «Си Фан!», он занял тюфяк рядом с бирманцами. По его виду я догадался, что это сириец. Он был не просто старым, а, я бы сказал, очень древним, однако голова его прямо сидела на крепкой шее, отчего острый, свирепо загнутый нос обретал сходство с ятаганом, а глаза из-под кустистых бровей смотрели властно и кровожадно. Без сомнения, это был шейх Исмаил, преемник дьявольского шейха Аль-Джебала, главы хасисинов!
На нас двоих его убийственный взгляд, казалось, слегка задержался. Атмосфера в комнате была напряжена; в ней, я думаю, сконцентрировалось достаточно злобной силы, чтобы вывести из строя по меньшей мере армейский батальон. Я почти не сомневался, что нас разоблачат. Наши жизни были целиком в руках Веймаута и Петри.
Лишь одно место оставалось свободным — в самом центре полумесяца.
Гонг прозвучал — один раз.
Мандарин Ки Минг вошел и сел на свободное место.
Краем глаза я заметил, что, впустив мандарина, негр-охранник удалился, бесшумно прикрыв за собой дверь. Наступила полная тишина. Затем где-то в глубине комнаты зазвонил серебряный колокольчик. Он прозвонил семь раз, и великолепные резные створки тихо разошлись.
На верхней ступеньке возникла фигура женщины.
В полумраке я не мог разглядеть ее лица. Волосы были полностью скрыты головным убором. На тонких обнаженных руках сверкали драгоценности; камни переливались и на тяжелом поясе, стягивающем изысканно-сложное одеяние, густо расшитое изумрудами. Гордо поднятый подбородок, стройные, крутые бедра… она напоминала статуэтку какой-нибудь индийской богини. Еще через секунду я понял, какой именно: Кали, жены Шивы, покровительницы сагов и дакойтов, от которой они получили свое «божественное» право убивать!
Головы присутствующих склонились, из их уст вырвалось незнакомое мне слово и неровным, дрожащим звуком пронеслось над собранием.