- Нет у вас совести! Ваша прежняя учительница сколько уж времени болеет, а вы?.. Хоть бы разочек сходили проведать. Срам!
На переменке весь класс заговорил об этом. Больше всех кричала Коза, что она, коли так, сама всех поведет. И после занятий дети отправились. Растянувшись цепочкой, шлепали они по мокрому снегу лаптями, сапогами, ботинками, перебрасывались снежками, кричали. Казалось, вся улица уже знала, куда они идут.
- Не бойтесь, - говорила Коза, - пана керовника теперь дома нет. Он еще занимается в седьмом. У них физика.
Керовник жил в глухом, "свином", как говорят, переулке у того безрукого дядьки, который даже зимой носил старую летнюю фуражку царского железнодорожника.
Дядька встретил их у порога, заставил еще на дворе почистить веником ноги, а потом уже сказал:
- Тихонько, по-хорошему надо, без гама. Пани больна. Ну, что же вы? Постучите в дверь, и все. Боитесь? Эх вы!
Даже Коза и та спряталась за других. И все зашептали Данику:
- Ты, Малец, ты иди!
- Который это? Он? - спросил дядька. - Ну, сапоги новые, что же ты валяй! А вы - за ним.
Дядька взял Даника за рукав, подвел к двери другой, "тыльной" половины дома и постучал.
- Войдите! - ответил на стук такой знакомый детям и так давно не слышанный ими голос.
Сивый шмыгнул носом и решительно взялся за ручку. Дети шарахнулись кто в угол, а кто и обратно во двор, и Даник, перешагнув порог, оказался один.
- А, Малец, это ты! - донеслось от окна. - Пришел, хлопчик, проведать свою учительницу? Как это хорошо! Да иди же ты сюда, поздороваемся! Ну?.. И пани Марья протянула к нему руки.
Даник двигался, как завороженный. Она лежала головой к окну, затянутому занавеской, по шею укрытая белым одеялом. Черные кудрявые пряди ее "польки" рассыпались по подушке, а красные, точно припухшие губы улыбались.
Когда Даник подошел к кровати, под ладонями пани Марьи загорелись его щеки и уши, а на лбу - совсем уж неожиданно - он ощутил горячие губы учительницы.
- Хороший мой! Ты чего ж это так смутился? Ну, садись. Возьми вон стул, у стола.
Даник взял стул, поставил его у кровати и присел на краешек. И так ему неловко! Сапоги - и вытер же их, кажется! - все-таки наследили на чистом красном полу.
- Ну, расскажи мне, Даник, как ты теперь учишься? Ты за что это двойку получил?
- Не двойку, - сказал Сивый. - Три с минусом.
- Ха-ха-ха! Ах ты мой постреленок! Разве ж это не одно и то же? Да еще для тебя, для отличного ученика. Почему ты панну Рузю не слушаешь?
- Она... она все только кричит...
- И надо на вас кричать. Что, разве нет? Нельзя не любить учительницу: она - вторая мать.