— Хагрид, это, случайно, не волосы единорогов?
— Ну да, — равнодушно отозвался тот. — Они ж, единороги, цепляются за ветки и всё такое в лесу, вот волосы из хвостов и выдираются.
— Но, мой дорогой друг, вы хоть представляете, сколько они стоят?
— Я ими зверьё перевязываю, если кто поранится, — ответил Хагрид, пожимая плечами. — Довольно удобно, они ж такие крепкие.
Хорохорн ещё раз отхлебнул из кружки; его глаза теперь внимательно осматривали хижину — как понял Гарри — в поисках ещё чего-нибудь ценного, что можно превратить в богатые запасы настоянной в дубовых бочках медовухи, ананасовых цукатов и бархатных домашних курток. Он снова налил Хагриду и себе, расспрашивая про существ, живущих в Запретном лесу, и как Хагрид успевает с ними со всеми управляться. Хагрид, разговорившийся от выпивки и лестного внимания Хорохорна, перестал вытирать слёзы и с радостью пустился в долгие объяснения о лешеводстве.
Тут Феликс Фелицис напомнил Гарри о себе, заставив заметить, что количество спиртного, принесённого Хорохорном, стремительно уменьшается. Гарри ещё ни разу не сумел выполнить Наполняющее заклинание невербально, но сама мысль о том, что у него может не получиться, сегодня казалась уморительно смешной. И вправду, Гарри лишь усмехнулся, когда незаметно для Хагрида и Хорохорна (которые теперь обменивались байками о незаконной торговле драконьими яйцами) указал под столом палочкой на пустеющие бутылки — и они тут же стали наполняться.
Примерно через час Хагрид с Хорохорном принялись произносить шумные тосты: за Хогвартс, за Дамблдора, за вино, сделанное домовыми, за…
— За Гарри Поттера! — проревел Хагрид, опорожняя, кажется, четырнадцатую бадейку, немалая часть вина из которой оказалась у него на бороде.
— То… точно, — поддакнул Хорохорн заплетающимся языком. — За… З… арри Портера, Избранного… Мальчика, который… ну, что-то там в таком духе… — пробормотал он и тоже осушил кружку.
Вскоре Хагрид снова разразился слезами и стал навязывать весь хвост единорога Хорохорну, который спрятал его в карман с возгласами «За дружбу! За великодушие! За десять галлеонов за волос!»
Через некоторое время Хагрид и Хорохорн уже сидели бок о бок, обнявшись, и пели медленную и печальную песню о гибели волшебника по имени Одо.
— Э-эх, лучшие всегда помирают молодыми, — пробормотал Хагрид, глаза которого стали подозрительно собираться к переносице, и повалился на стол, пока Хорохорн продолжал старательно выводить припев. — Мой па тож ушёл раньше времени… и твои папа с мамой тоже, Гарри…
Большие слёзы медленно стекали из уголков его глаз; он схватил руку Гарри и потряс её.