Третий взмах палочкой, и в воздухе повисли запылённая бутылка и пять стаканов. Бутылка наклонилась и налила щедрую порцию жидкости медового цвета в каждый из стаканов, которые затем поплыли к присутствующим в комнате.
— Лучший мёд мадам Розмерты, выдержанный в дубовой бочке, — заметил Дамблдор, поднимая стакан в сторону Гарри, который поймал свой и отпил маленький глоток. Ему никогда не доводилось пробовать ничего подобного, но понравилось ужасно. Дёсли, быстро и испуганно переглянувшись, попытались не обращать на стаканы ни малейшего внимания, но это давалось им нелегко, потому что стаканы время от времени тыкались им прямо в головы. Гарри показалось, что Дамблдор просто развлекается.
— Видишь ли, Гарри, — произнёс директор, оборачиваясь к нему, — возникло затруднение, от которого, надеюсь, ты поможешь нам избавиться. Нам — это Ордену Феникса. Но, прежде всего, должен тебе сказать, что неделю назад обнаружили завещание — последнюю волю Сириуса. Он оставил тебе всё, чем владел.
При этих словах сидевший на диване дядя Вернон повернул голову, но Гарри не глядел на него. Он смог выдавить из себя только:
— О… Понятно.
— В основном с наследством всё довольно просто, — продолжал Дамблдор. — На твой счёт в Гринготтсе поступает умеренная сумма золотом и, кроме того, в твоё владение переходит вся личная собственность Сириуса. Несколько проблематичная часть наследства…
— Его крёстный мёртв? — громко вопросил дядя Вернон с дивана. Дамблдор и Гарри развернулись и посмотрели на него. Стакан мёда теперь стучал дядю Вернона по виску весьма настойчиво, и тот попытался отбить его прочь. — Он умер? Его крёстный?
— Да, — ответил директор. Он не спросил Гарри, почему тот не поделился этой новостью с Дёсли. — Загвоздка в том, — продолжал он, обращаясь к Гарри, словно никто его и не прерывал, — что Сириус также оставил тебе дом номер двенадцать по площади Угрюмолд.
— Ему оставили дом? — алчно осведомился дядя Вернон. Его глазёнки сузились, но никто ему не ответил.
— Вы можете и дальше использовать его как штаб, — сказал Гарри. — Мне всё равно. Забирайте его, мне он, по правде, и не нужен.
Будь на то воля Гарри, он в жизни не переступил бы более порога дома номер двенадцать по площади Угрюмолд. Юноша думал, что воспоминания о Сириусе, в одиночку шатавшемся по его тёмным затхлым комнатам, о Сириусе, заточённом в четырёх стенах, которые тот так отчаянно хотел покинуть, будут вечно преследовать его.
— Это щедро с твоей стороны, — признал Дамблдор. — Впрочем, мы временно съехали оттуда.
— Почему?