— Не ухмыляйся, маленькая бестия, — сказал он. — Чем ты занимаешься?
— Ничем, Джос, ничем особенным.
— Когда она покинет дом, я умру сразу же, — сказала герцогиня с надрывом и подставила под нос ароматизированный флакончик.
— Ну полно, мама, она еще слишком молода, чтобы покидать дом.
Герцог вмешался в разговор:
— Вздор! В следующем году ей будет уже восемнадцать. Прекрасный возраст для замужества!
— Но она еще не готова к замужеству, — сказала герцогиня, опять взявшись за платок, так как слезы постоянно стояли в ее глазах. — Ты не представляешь, сын, что она задумала.
Герцог налил чашку кофе и поднес ее жене.
— Дилия, успокойся, не слушай ее. Она это специально говорит, чтобы позлить тебя.
Джослин подошел к сестре, сел рядом с ней на диван, выхватил у нее из рук газету и бросил ее на пол. Повернув ее лицо к себе, он сказал:
— Оставь это! Что ты еще задумала, маленькая бестия?
— Я не желаю покидать дом, Джос. Я не хочу замуж, не хочу, чтобы мной кто-то командовал, не хочу подчиняться прихотям мужа и не желаю сидеть и ждать его дома, в то время как он будет веселиться в своих клубах и заигрывать с… — Джо-рджиана сдержалась, посмотрев на мать, — …с другими леди.
Пристально взглянув на нее, виконт сказал:
— Откуда ты взяла эту чушь?
— Не надо, Джослин Маршалл, не надо нести вздор с позиции умудренного жизнью мужчины, — сказала Джорджиана, поправив свои очки на переносице. — У замужних женщин нет никаких прав. Достаточно посмотреть на маму. Она покупает только то, что одобряет отец, читает то, что он считает приемлемым.
— Но для женщины даже лучше, когда она следует мнению мужа, — сказал Джослин. — Иногда мама затрудняется решить какую-то проблему. Ей трудно, например, было бы заниматься деловыми вопросами или разбираться в политике. Ум женщины — такая тонкая пилка, которой не распилишь большое бревно.
Джорджиана посмотрела на брата уставшими от всего глазами:
— А я вот иначе решу проблему с замужеством.
— Как это?
— А я собираюсь выйти замуж за старика, — сказала Джорджиана. Джослин улыбнулся:
— И сколько ему? Двадцать пять? Тридцать?
— Нет, ты такой простак. Восемьдесят или даже девяносто.
— Восемьдесят?! Ну, это уже не смешно…
— А я и не смеюсь, — спокойным тоном сказала Джорджиана, затем наклонилась, достала с пола газету и продолжила чтение, уже не обращая ни на кого внимания.
Джослин наблюдал за сестрой, и ему не нравилось ее спокойствие. Он знал ее достаточно хорошо. Если она что-то задумывала, то редко меняла свои планы. Он до сих пор вздрагивал, когда вспоминал, как однажды она решилась проехаться на его кавалерийской лошади прямо в церкви.