Во сне она видела лицо, на которое так любила смотреть. Проснувшись, она не могла не думать о совсем другое лице — о лице сердитого отца.
Креолка-наперсница, одевая хозяйку, видела ее дрожь и пыталась подбодрить ее. Напрасно.
Девочка дрожала, спускаясь к завтраку.
Все же ей пока нечего было опасаться. Она была в безопасности в компании гостей ее отца, собравшихся за столом. Единственным, кто отсутствовал, был Майнард.
Но никто этого не заметил; это отсутствие было компенсировано вновь прибывшими гостями — среди которых был знаменитый иностранный титулованный гость.
Таким образом защищенная, Бланш начала уже успокаиваться в надежде на то, что отец не вернется в разговоре с ней к тому, что произошло.
Она не была столь наивным ребёнком, чтобы полагать, что он забудет про это. Чего она больше всего боялась — это того, что отец потребует от неё признания.
Она очень боялась этого, ибо не могла скрыть свою сердечную тайну. Она знала, что она не сможет и не будет обманывать отца.
Целый час после завтрака она пребывала в волнении и тревоге. Она видела, как гости ушли с оружием в руках и собаками вслед за ними. Она очень надеялась на то, что и отец уйдет вместе с гостями.
Он не ушел, и ее беспокойство усилилось, предчувствие подсказывало ей, что он специально остался дома, чтобы поговорить с ней.
Сабина узнала это от камердинера.
Пребывавшая в состоянии тревожной неопределённости Бланш с облегчением вздохнула, когда лакей приветствовал ее и объявил, что сэр Джордж желал бы видеть ее в библиотеке.
Услышав это, она побледнела. Она не могла скрыть свои эмоции даже в присутствии слуги. Но продолжалось это недолго, и, вернув себе гордый вид, она проследовала за ним по пути в библиотеку.
Её сердце снова замерло, когда она вошла туда. Она видела, что отец был один, и по его серьёзному взгляду поняла, что её ожидает нелёгкое испытание.
Странное выражение было на лице сэра Джорджа. Она ожидала увидеть его в гневе. Но на лице его не было гнева, даже нарочитой серьёзности. Взгляд его скорее выражал печаль.
И голос его был печален, когда он заговорил с нею.
— Садись, дитя мое, — были его первые слова, когда он направился к дивану.
Она молча повиновалась.
Сэр Джордж выдержал тягостную паузу, прежде чем заговорить. Казалось, это молчание было тягостно и ему. Тяжелые мысли мучили его.
— Дочь моя, — сказал он наконец, пытаясь подавить свои чувства, — надеюсь, мне не надо говорить тебе, по какой причине я позвал тебя?
Он сделал паузу, хотя и не для того, чтобы получить ответ. Он не ждал ответа. Он лишь хотел собраться с мыслями, чтобы продолжить беседу.