Последние слова были произнесены уже таким грустным тоном, что сердце дона Рафаэля сразу смягчилось, а мысль о любимой девушке, находившейся под такою страшною угрозой, заставила молодого человека искать другого выхода из затруднительного положения, в котором он очутился.
— Хорошо, — проговорил он после некоторого раздумья, — скажите бандиту Аройо, что мне нужно видеть его. Пусть он покажется. Даю честное слово, что ему нечего опасаться…
— Вот и я! Что вам нужно от меня? — с нахальным видом спросил Аройо, показавшись в окне рядом с доном Мариано. — Но свое честное слово вы можете оставить при себе; оно для меня не стоит и плевка. Лучшей порукой в моей безопасности служат мои заложники.
С неописуемым гневом взглянул дон Рафаэль на убийцу своего отца. Наконец-то этот злодей находился на расстоянии руки, но все-таки он не мог схватить и уничтожить его! Огромным усилием воли поборов кипевшее в нем бурное чувство, он произнес резким голосом:
— Мне нужно было только запечатлеть в моей памяти черты бандита Аройо, чтобы я мог узнать его, когда произойдет моя встреча с ним при других обстоятельствах. Тогда я поволоку его преступную голову по земле за своим конем и повешу ее на воротах гасиенды Дель-Валле, рядом с головой его достойного соучастника, Антонио Вальдеса…
— Ну, такие любезности мне вовсе неинтересно слушать! — прервал Аройо. — Я лучше поговорю с другими при помощи вот этого! — прибавил он, указав на свой кинжал и повернувшись от окна.
— Стой! — остановил его дои Рафаэль. — Вот что я предлагаю тебе, если в твоем черном сердце осталась хоть искра — не чести, — ты с ней не знаком, — а хотя бы храбрости: садись на лошадь, возьми какое хочешь оружие и выходи на поединок со мной.
— Те-те-те, ловко придумали! — воскликнул бандит с гаденьким смешком. — Да что я за дурак, чтобы лезть прямо в пасть всей вашей своры!
— Как дворянин, ручаюсь своей честью и, как христианин, призываю в свидетели самого Господа Бога, что ты будешь иметь дело только со мной, — продолжал дон Рафаэль.
На одно мгновение Аройо призадумался, и казалось, что он примет этот рыцарский вызов. Но слава капитана Трэс-Вилласа, как одного из лучших бойцов, заставила его отказаться от вызова.
— Не согласен! — крикнул он.
— А, презренный трус! — прогремел негодующий голос молодого рыцаря. — Запомни же ты теперь мои слова: клянусь памятью моего отца, погибшего от твоей руки, что если ты хотя одним пальцем дотронешься до сеньора Мариано де Сильвы или до его дочерей, то я отыщу тебя, где бы ты ни скрывался, и твоя казнь будет такова, что заставит ужаснуться даже таких злодеев, как ты! Не забывай этого! Я никогда не бросаю на ветер своих клятв!