— Не знаю. И знать не хочу.
Надо поторопиться умереть, — подумала она с легкой иронией.
— Ты всегда жила не по средствам. Раньше люди вообще жили только на проценты со своего капитала.
Лилиан засмеялась.
— Говорят, что в городе Базеле, на швейцарской границе, считается мотовством, если человек не живет на проценты с процентов.
— Да, в Швейцарии, — повторил Гастон с таким видом, будто речь шла о Венере Калипиге. — Какая у них валюта! Счастливый народ!
Он посмотрел на Лилиан.
— Я готов уступить тебе комнату у себя в квартире. Ты сэкономишь таким образом на отеле.
Лилиан огляделась вокруг. Он опять вовлечет ее в свои мелкие интриги, опять займется сватовством, — подумала она. Опять будет следить за ней. Дядя Гастон боится, что ему когда-нибудь придется потратить на нее собственные денежки. Но мысль сказать Гастону правду никогда не приходила ей в голову.
— Не беспокойся, дядя Гастон, я не буду тебе ничего стоить,
— сказала она. — Ни при каких обстоятельствах.
— О тебе часто спрашивал молодой Буало.
— Кто это?
— Сын тех Буало — знаешь, часовая фирма. Очень почтенная семья. Мать…
— Это тот, у которого заячья губа?
— Заячья губа! До чего ты вульгарно выражаешься! Это ведь мелочь. Такие вещи часто бывают в старинных семьях! К тому же ему сделали операцию. Теперь она почти незаметна. Мужчина вовсе не должен быть писаным красавцем.
Лилиан пристально посмотрела на маленького самоуверенного человечка.
— Сколько тебе лет, дядя Гастон?
— Ты опять принимаешься за старое. Ведь ты же знаешь.
— Сколько ты еще, собственно, собираешься прожить?
— Ты ведешь себя неприлично. Об этом не спрашивают. Одному богу известно, сколько проживет человек.
— Богу многое известно. Когда-нибудь ему придется ответить на множество вопросов, как ты считаешь? Мне тоже надо спросить его кое о чем.
— Что? — Гастон вытаращил глаза. — Что ты говоришь?
— Ничего. — Лилиан сдержала гнев, на секунду вспыхнувший в ней. Этот жалкий, но несокрушимый карлик, царь и бог в своем крохотном домашнем мирке, уже давно состарился, и все же он на несколько лет переживет ее; этот петух все знает и судит обо всем с одинаковым апломбом, а с богом он запанибрата.
— Дядя Гастон, — Лилиан старалась говорить спокойно, — если можно было бы начать сначала, ты бы жил иначе?
— Само собой разумеется!
— А как? — В Лилиан затеплилась слабая надежда.
— Определенно я бы во второй раз не попался на инфляции, когда франк начал падать. Уже в четырнадцатом году я покупал бы американские акции, и не позже чем в тридцать восьмом…
— Хорошо, дядя Гастон, — прервала его Лилиан. — Я понимаю. — Ее гнев внезапно прошел.