Толпа устремилась вниз по улице. Котел с едой оказался полностью вычерпанным, но когда начались было построение по группам, они вернулись обратно. Однако теперь они были уже не такие, как прежде. Прежде они казались единым монолитом, свободным от отчаяния, что придавало им какую-то тупую силу. Теперь же голод, еда и движение отбросили их в состояние отчаяния. В них снова поселился страх, сделав их дикими и слабыми; они перестали быть массой, они оказались расколотыми на множество индивидуумов, каждый со своим собственным остатком жизни, что сделало их легкой добычей. К тому же они не сидели больше на корточках, тесно прижавшись друг к другу. Они утратили свою силу. В мыслях у них снова были голод и боль. Они стали покорными.
Часть из них оттеснили выше и там разъединили, другую — при возвращении; остальные стали легкой добычей Вебера и его людей. Они уже не били по головам, только по телам. Медленно формировались группы. Оглушенные, они строились в шеренги по четверо, вцепившись друг в друга руками, чтобы не упасть. Более крепкие обязательно брали под руку умирающего. Со стороны непосвященному могло показаться, что это идет в обнимку, пошатываясь, компания подвыпивших весельчаков. Потом некоторые вдруг запели. Подняв головы, они смотрели прямо перед собой, изо всех сил поддерживали других и пели. Их было немного, и пение их казалось жидковатым и отрывистым. Они прошли через ворота по большому плацу для перекличек мимо выстроившихся трудовых коммандос.
— Что это? Что они поют? — спросил Вернер.
— Это — песня мертвых.
Трое беглецов сидели на корточках в двадцать втором бараке. Они протолкнулись в барак, насколько смогли. Двое половину своего тела спрятали под кроватью, откуда далеко торчали их головы. Вылезавшие из-под кровати ноги дрожали. Дрожь пробегала по ним снова и снова. Третий с бледным от страха лицом глядел на заключенных: «Спрятать, человек, человек». Он вновь и вновь повторял эти слова, тыча себя указательным пальцем в грудь. Других немецких слов он не знал.
Вебер рванул дверь.
— Где они?
Он стоял в дверях вместе с двумя охранниками.
— Долго еще ждать? Где они?
Все молчали.
— Староста помещения! — заорал Вебер. Бергер сделал шаг вперед.
— Двадцать второй барак, секции… — начал было он рапортовать.
— Заткни свою глотку! Где они?
У Бергера не было выбора. Он понимал, мгновение спустя беглецы будут найдены. Но он также понимал, что ни в коем случае нельзя допустить обыск барака. В нем прятались двое политических заключенных из трудового лагеря.
Он поднял руку, чтобы показать в каком углу, но один из надзирателей опередил его.