— Да вот же они! Под кроватью!
— А ну, вытаскивайте их оттуда!
Началась проверка всего помещения. Охранники выдернули беглецов, как лягушек, за обе ноги из-под кровати. Цепляясь руками за стойку, они извивались в воздухе. Вебер наступил им на пальцы. Раздался хруст, и ладони поддались. Обоих вытащили из-под кровати. Они даже не кричали. Когда их волокли по грязному полу, они лишь тихо, но очень пронзительно стонали. Третий, тот, что с бледным лицом, встал сам и последовал за охранниками. Его глаза напоминали две черные дырки. Проходя мимо заключенных, он посмотрел на них. Они отвели взгляд.
Широко расставив ноги, Вебер стоял перед входом.
— Кто из вас, сволочи, открыл дверь? Все молчали.
— Всем выйти из барака! Они вышли. Там уже был Хандке.
— Староста блока! — громко крикнул Вебер. — Было приказано закрыть двери! Кто их открыл?
— Двери старые. Беглецы вырвали замок, господин штурмфюрер.
— Ерунда! Как это возможно? — Вебер наклонился над замком, который свободно раскачивался в прогнившей двери. — Немедленно вставить новый замок! Давно уже надо было сделать! Почему не позаботились об этом раньше?
— Двери никогда не запирались, господин штурмфюрер. В бараке нет уборной.
— Мне плевать. Чтобы все было сделано. — Вебер повернулся и зашагал вверх по дороге, сзади беглецов, которые больше не сопротивлялись.
Хандке обвел взглядом заключенных. Они стояли в ожидании того, что сейчас разразится гроза. Но этого не произошло.
— Болваны, — проговорил он. — А ну-ка, убрать все это дерьмо.
Обращаясь к Бергеру, он сказал:
— Наверно, детальная проверка барака не доставила бы вам большой радости, а?
Бергер молчал. Он спокойно посмотрел на Хандке. Тот усмехнулся.
— Считаете меня дураком, не так ли? А я знаю больше, чем ты думаешь. И я до вас доберусь! До всех! До всех задирающих нос политических идиотов, понимаешь?
Тяжело ступая, он последовал за Вебером. Бергер повернулся. У него за спиной стоял Гольдштейн.
— Что он имел в виду? Бергер пожал плечами.
— В любом случае нам надо немедленно сообщить Левинскому. И сегодня спрятать людей где-нибудь в другом месте. Может, в двадцатом блоке. Пятьсот девятый все знает.
Утром над лагерем опустилась густая пелена. Сторожевые башни с пулеметами и прилегающие к ним зеленые насаждения растворились в тумане. Поэтому какое-то время казалось, что от концентрационного лагеря не осталось и следа, словно туман превратил ограждение в мягкую обманчивую свободу и достаточно было сделать шаг вперед, чтобы убедиться, что их уже здесь больше нет.
Потом завыли сирены, и вскоре раздались первые взрывы. Они явились из какого-то аморфного небытия, лишенные направленности и происхождения. Эти взрывы без особой разницы могли произойти в воздухе, за горизонтом или в самом городе. Они были разбросаны, как раскаты грома многих приглушенных гроз, и по светло-серой ватной бесконечности чувствовалось, что никакой опасности в них нет.