— Не обижайся на Арнольда, — прошептал Мутциг. — На него сегодня хандра нашла.
— Это тот, что посредине?
— Да. Вчера приходила его жена. После этого он по нескольку дней хандрит.
— О чем вы там судачите? — крикнул Арнольд.
— Да так, вспоминаем старые времена. Имеем мы право?
Промычав что-то, Арнольд продолжал игру.
— А в общем у нас очень неплохо, — заверил Гребера Мутциг. — Даже весело. Арнольд был каменщиком; это не простое дело, знаешь ли. И представь — жена его обманывает, ему мать рассказала.
Штокман швырнул карты на стол.
— Проклятое невезение! Я-то понадеялся на туза треф. Кто мог знать, что три валета окажутся в одних руках!
Арнольд что-то буркнул и опять стал тасовать.
— Когда хочешь жениться, так не знаешь, что лучше, — сказал Мутциг. — Быть без руки или без ноги. Штокман говорит, что без руки. Но как ты будешь одной рукой обнимать женщину в постели! А обнимать то ведь ее надо!
— Пустяки. Главное, что ты жив.
— Верно, но нельзя же этим пробавляться всю жизнь. После войны еще куда ни шло. А потом ты уже больше не герой, а просто калека.
— Не думаю. Кроме того, ведь делают превосходные протезы.
— Не в этом дело, — сказал Мутциг. — Я имею в виду не работу.
— Войну мы должны выиграть, — неожиданно громко заявил Арнольд, который прислушивался к их разговору. — Пусть другие теперь отдуваются. А с нас хватит. — Он бросил недружелюбный взгляд на Гребера. — Если бы всякие шкурники не окопались в тылу, нам бы не пришлось все время отступать на фронте.
Гребер не ответил. Никогда не спорь с тем, кто потерял руку или ногу, — он всегда будет прав. Спорить можно с тем, у кого прострелено легкое, или осколок засел в желудке, или кому, быть может, пришлось и того хуже, но, как это ни странно, не с человеком после ампутации.
Арнольд продолжал играть.
— Что скажешь, Эрнст? — спросил через некоторое время Мутциг. — У меня в Мюнстере была девушка; мы и сейчас переписываемся. Она думает, что у меня прострелена нога. А об этом я ей ничего не писал.
— Не торопись. И радуйся, что тебе не надо возвращаться на фронт.
— Я и так радуюсь, Эрнст. Но сколько же можно этому радоваться!
— Просто мутит, как вас послушаешь, — неожиданно сказал Мутцигу один из болельщиков, сидевших вокруг игроков. — Напейтесь и будьте мужчинами.
Штокман захохотал.
— Чего гогочешь? — спросил Арнольд.
— Я как раз представил себе, что было бы, если бы ночью сюда плюхнулась тяжелая бомба, да прямо в середку, да так, чтобы все в кашу! К чему бы тогда были все наши горести!
Гребер встал. Он увидел, что у болельщика нет ног. «Мина или отморозил», — подумал он машинально.