Повторно встречались уже за ужином, в сумерках. Тут можно было и пивка хлебнуть, и поболтать всласть. Из разговоров сотрапезников Ергес давно понял, что оба они воевали в Последней войне, под знаменами короля Властомира против остроухих шли. Но вот до конца войны по разным причинам армию покинули. Может, в дружину чью-нибудь нанялись? Кони, которых поставили в конюшню при харчевне, выглядели на удивление справными, сбруя новая и дорогая. Да и с деньгами они не жались, в отличие от самого Ергеса, дрожавшего над каждым медным грошиком. Или охранниками купцов? Это больше всего на правду похоже. Сидят в «Пляшущем барсуке» и ждут, когда наниматели заявятся, чтобы дальше уже под охраной следовать.
— А много нынче купцы… того… охранникам платят? — попробовал ардан подойти к мучавшей его загадке окольным путем. Авось проговорятся?
— Купцы-то? — Крыжак пригубил пиво из пузатой кружки, смахнул желтоватую пену с усов. — А стрыгай их знает! Ты бы купцов и спрашивал.
Добрец поддержал кивком.
— Так я себе думаю… Может, в охранники податься? Надоело медом торговать. Не мужское занятие.
— Прямо-таки и не мужское! — хохотнул веселин. — А башку под железо чужое подставлять — мужское?
— Ну, это… того… воинов уважают-то. Опять же с деньгами можно не жмотиться.
— Это еще как поглядеть. Смотря каких воинов. Сильно ты, скажем так, паря, конных егерей уважаешь?
Напрасно он так громко. Ергес аж заозирался по сторонам — нет ли подслуха? Пастырь Оленей миловал.
— Ага! Эк ты налякался! — Крыжак сделал еще глоток. — Уважаешь или нет, говори!
— Да не шибко-то, честно признаться, — понизил голос ардан.
— Вот и я вижу. Токмо боишься. А боязнь и уважение — это, паря, две большие разницы, как поморяне говорят.
— Так они ж… того… наемники, тьфу!
— А ты не наниматься ли, паря, собрался?
— Я ж… того… людей от лесных молодцев защищать хочу, а не того… поселян на колья сажать. — Ергес даже съежился, когда сообразил, насколько смелые и крамольные слова выговорил. А потом гордо расправил плечи. Вот, мол, я какой, гвардейцев не боюсь.
— А лесные молодцы уж и не люди… — начал было Крыжак. Но Добрец внезапно перебил его:
— Тебе, значит, годков-то скока сравнялось, браток?
— Того… девятнадцать. А чё?
— С оружием каким знаком?
— Ну, это… того… на медведя ходил… того… с рогатиной. Во! Из лука могу.
— Значит, на медведя. То добре. Он, поди, тоже с рогатиной был?
— Не понял я? Чего энто ты, дядька Добрец? Того… Смеяться удумал?
— Да где там. Супротив такого ж, как ты, выстоишь? Хоть бы и с рогатиной?
— Выстою! — Ергес сам себе таким храбрым казался, значительным. Пиво тому виной?