– Мечта поэта, – с неожиданным даже для себя раздражением съязвил Вербицкий.
– Мечта кого угодно, – одернул его Вайсброд. – Но – плывет! Откуда такая беда? Что сломано, когда? Пока мы не знаем. Но разве не хотели бы вы... не хотели бы... – он замолчал, вдруг потерявшись. Аля с помертвевшим лицом смотрела на свое темное отражение, летящее вместе со стеклом поверх тьмы, прорываемой слепящими взмахами ламп. Потом очнулась.
– Следующая – моя, – сообщила она. – Валерик, неужели не проводишь даже?
– Да нет, Аль. У меня действительно завтра трудный день.
– Поздно ведь. Одной идти почти километр, – лукаво пожаловалась она. – Меня же ограбят. Или изнасилуют.
– Ну, этому ты будешь только рада, – улыбнулся Вербицкий. Ему было приятно, что она его просит, но идти он не хотел.
И еще ему было приятно, что разговор стал нормальным. То, о чем рассказывал Вайсброд, было слишком чудовищным. Слишком было больно. Каким-то дьявольским чутьем разгадав рану Вербицкого, он всяким словом нарочито и злорадно проворачивал торчащий в ней зазубренный нож. Аля весело рассмеялась.
– И то! Что мне сделается. Пойду, – она тепло покосилась на Вайсброда, – поплаваю резонансом.
Профессор покраснел и вдруг, пошатываясь от того, что поезд тормозил, неловко поцеловал ей руку.
– Вы мужественная женщина, – выдавил он. Вербицкий удивленно смотрел на них. Аля опять засмеялась и с изумительной грацией молниеносно поцеловала сморщенную стариковскую лапку, которую Вайсброд, опешив, не успел отдернуть. Двери с мягким шипением разъехались, и, продолжая улыбаться, Аля легко скользнула на перрон. Цокая по пустому, гулко шуршащему залу, она пошла прочь – не спеша, не оглядываясь, ослепительно женственная и безукоризненно элегантная.
Поезд помчался с грохотом – снова все смахнул тоннель.
– Что это на вас нашло, Эммануил Борисович? – спросил Вербицкий. Профессор отвернулся наконец от закрытой двери, за которой мчались черные стены и провода.
– Она же очень несчастна, – сказал он.
– Алка? – изумился Вербицкий, а потом захохотал. – Да ну вас! Она самый жизнерадостный человек, какого я знаю!
Вайсброд пожал плечами.
– Странно, – проговорил он. – Вы же писатель... Сейчас моя остановка.
Рассказать ему, скольких эта мужественная перекалечила, подумал Вербицкий. Скольких славных, одаренных мужиков перессорила, гоняясь то за одним, то за другим, а потом в катарсисе самоотдачи рассказывая жалобно каждому про всех. На годы перессорила, если не навечно... Этот малохольный ответит: что ж поделаешь, четная диссипация, плавающий резонанс... будем лечить... Пошел к черту.