Франциско остановился, взглянул на нее и ударил ее по лицу.
Земля закачалась у нее под ногами.
То, что она ощутила, можно было измерить только бурей чувств, вспыхнувших у нее в душе. Она знала, что убила бы любого другого человека, посмевшего поднять на нее руку, чувствовала неистовую ярость, которая придала бы ей силы сделать это, – и такое же неистовое удовольствие от того, что ее ударил Франциско. Она чувствовала удовольствие от тупой, жгучей боли и привкуса крови в уголках губ. Она почувствовала удовольствие от того, что вдруг поняла в нем, в себе и в его побуждениях.
Она напрягла ноги, чтобы остановить головокружение; высоко подняла голову и стояла, глядя на него с сознанием своей силы, с насмешливой торжествующей улыбкой, впервые чувствуя себя равной ему.
– Что, больно я тебе сделала? – спросила она.
Он выглядел удивленным. И вопрос, и улыбка были явно не детскими.
– Да – если тебе приятно это слышать. Мне приятно.
– Никогда больше так не делай и не шути подобным образом.
– А ты не будь ослом. С чего ты взял, что я действительно хочу быть популярной?
– Когда повзрослеешь, ты поймешь, какую низость сказала.
– Я и сейчас понимаю.
Он резко отвернулся, достал свой носовой платок и смочил его в воде.
– Иди сюда, – приказал он.
Она засмеялась, отступив назад:
– Ну уж нет! Я хочу оставить все, как есть. Надеюсь, щека страшно распухнет. Мне это нравится.
Он долго смотрел на нее, потом медленно и очень серьезно сказал:
– Дэгни, ты просто прекрасна!
– Я всегда знала, что ты так думаешь, – ответила она вызывающе безразличным тоном.
Когда они вернулись домой, она сказала матери, что разбила губу, упав на камень. Она солгала первый раз в жизни. Она сделала это не для того, чтобы защитить Франциско, – она сказала так потому, что чувствовала: по какой-то непонятной ей самой причине это происшествие – тайна, слишком драгоценная, чтобы посвящать в нее кого-то.
Следующим летом, когда Франциско снова приехал к ним в поместье, ей было уже шестнадцать. Она бросилась вниз по холму ему навстречу, но вдруг резко остановилась. Он увидел это, тоже остановился, и какое-то время они стояли, глядя друг на друга через разделявшее их зеленое пространство длинного склона. Потом он двинулся к ней, очень медленно, а она стояла и ждала.
Когда он подошел, она невинно улыбнулась, словно между ними и не подразумевалось никакого соперничества.
– Тебе, наверное, будет приятно узнать, что я уже работаю на железной дороге. Ночным диспетчером на станции Рокдэйл.
Он рассмеялся:
– Ну хорошо, «Таггарт трансконтинентал», гонка началась. Посмотрим, кто окажет большую честь великим предкам: ты – Нэту Таггарту или я – Себастьяну Д'Анкония.