— …потому что верили Ларкину, — подсказывает хозяин.
— Я никому не верю, сэр. Я не из тех, кто верит. Просто я не мог допустить, что Ларкин хочет провалить операцию, которая принесет ему такую огромную прибыль.
И, поскольку я умолкаю, хозяин вынужден напомнить мне:
— Что ж вы молчите? Продолжайте.
— Не люблю, когда меня прерывают.
— Не буду, раз мои замечания вас так смущают.
— Итак, поскольку я выразил сомнение, мистер Дрейк поспешил представить мне доказательства: запись беседы Ларкина с каким-то господином.
— Какой беседы?
Я вкратце излагаю ему содержание беседы, после чего следует новый вопрос:
— Кто делал запись?
— Понятия не имею.
— В сущности, теперь это уже не имеет значения. Продолжайте.
Я с относительной точностью и незначительными сокращениями рассказываю о том, как развивались события в кабинете шефа.
— Значит, вы не видели, что произошло в подвале?
— Я не мог видеть. Могу только предполагать.
— А на чем основываются ваши предположения?
— Мистер Дрейк сказал: «Оставьте его Марку». А Марк — это его наемный убийца.
— Ваши предположения правильны, — помолчав, заявляет хозяин кабинета. — Сегодня утром тело Ларкина было извлечено из Темзы. С двумя пулями в сердце.
Мортон берет в руки каминные щипцы с длинной ручкой и, пододвигая наполовину сгоревшее полено к раскаленным углям, следит рассеянным взглядом за фейерверком искр. Помолчав, он говорит:
— Предполагаю, что Ларкин был вам достаточно антипатичен, чтобы вы за него заступились.
— В общем-то да — по-моему, его действительно нельзя причислить к людям, которые могли бы вызвать внезапный прилив симпатии. Но это не значит, что он был мне антипатичен, скорее я бы сказал безразличен, хотя о покойниках так не говорят. Будь у меня хоть один шанс, я бы попытался его спасти.
— А почему вы хотели его спасти?
— Да потому, что это безумие — восстанавливать против себя ЦРУ.
— Гм… — мычит Мортон. — Почему же вы все-таки не попытались?
— Вы не знаете Дрейка.
Мортон смотрит на меня своими задумчивыми карими глазами, под которыми набрякли мешки. Этот Мортон, видимо, привык действовать осмотрительно, не торопясь. И вообще он производит на меня впечатление осторожного и сообразительного сыщика, который не чета элементарным типам вроде Ларкина. И внешность у него не отталкивающая. Мортон даже как-то располагает к себе вежливостью, обходительностью, мягким голосом и выражением лица, на котором светится благосклонное участие.
— Я достаточно хорошо знаю Дрейка, — говорит хозяин кабинета. — Он просто старый осел… Только из тех ослов, которые мнят себя пронырами и которым даже удается создать такое впечатление у других. И все же он просто старый осел. А убийство Ларкина — последняя глупость, которую ему суждено было сделать на этом свете.