– Да, что-то нам сегодня не везет с простым народом, – шевалье вылез из дерьма, снял парик, понюхал, брезгливо отшвырнул. – Вначале Рошеро, теперь вот извозчики эти пьяные. Надо ж так нажраться.
– Ну конечно же, конечно, это обыкновенная случайность, – Буров свой парик нюхать не стал – снял, отжал, сунул за пазуху. – В нужное время, в нужном месте. Давайте-ка, шевалье, домой. Пока с нами не приключилось новых случайностей. Чует мое сердце, это только начало.
Мысли его из гастрономических сфер плавно переместились в банно-прачечные, хрен с ним, с паштетом из молодого зайца, – отмыться бы от дерьма. Да побыстрей. Однако насладиться губкой, горячей ароматизированной водой и сказочно благоухающим мылом ни Бурову, ни шевалье не пришлось. Сразу же по прибытию их экстренно потребовали к маркизу.
– Прошу вас, господа. Приказано доставить живыми или мертвыми.
Широкоплечий дворецкий, видимо привычный ко всему, посмотрел на них с пониманием, усмехнулся в усы и повел вниз, под землю – резиденция маркиза была устроена с секретом, по соседству с бургундскими, токайскими и канарскими <Крепкое белое вино.>. Когда спустились по ажурной, круто завивающейся лестнице и двинулись просторным, слабо освещенным коридором, стал различим пронзительный, усиленный подвальным эхом голос:
– Это черт знает что такое! И не так, и не в мать! Завтра же напишу Гришке, чтоб прислал сюда Семеновский полк! И Гродненский! И Ахтырский! И Конно-гренадерский! Я покажу, едрена мать, этим проклятым лягушатникам, так их растак! И вы, генерал, тоже хороши! Зажрались здесь, в Париже, с девками, сидите так-растак на жопе ровно! А не хотите ли на Кавказ? В пехотный полк? На южную границу с черкесцами? Что, не хотите? Так найдите мне этого распросукина Скапена, возьмите его за жабры, оторвите ему яйца, забейте ему смоляной фал, куда не надо! И не забудьте, что до этого чертового затмения осталось всего неделя! А я пока что в целях конспирации отправляюсь на воды в Англию. Все, действуйте. Отечество в моем лице надеется на вас.
Голос замолчал, распахнулась дверь, и в коридор пожаловал граф Орлов-Чесменский, но – о господи! – в каком же виде! Кислое лицо его радужно переливалось, один глаз заплыл, другой цветом напоминал спелую сливу, правая рука висела на перевязи, левая же судорожно сжимала трость, коей их сиятельство вследствие хромоты скорбно опиралось о землю. Орлов был не в настроении. Сухо кивнул, молча отвернулся и, тихо матерясь, стал подниматься по лестнице. Палка его стучала громко и угрожающе – всех я вас так растак и этак. Ладно, проводили Чесменского взглядами, поскреблись к маркизу, вошли. Как и было приказано – экстренно, без доклада, по-простому. Маркиз был не один – за драгоценным, инкрустированным жемчугом столом сидела его племянница Лаура Ватто и очень по-мужски курила трубку. Видимо, уже давно, табачное облако по плотности напоминало грозовое. Да и вообще атмосфера была какой-то напряженной, непростой, словно в ожидании высоковольтного разряда. Разящего наповал, причем не в ровные места – в возвышенности.