Чувствовалось, что тема ей близка, потому что щеки у нее раскраснелись, глаза заблестели.
– Да, Лаура, у вас прямо-таки страсть к естественным наукам, – Буров усмехнулся невесело, брезгливо. Глянул демонстративно на каминные часы. – Только, может быть, нам лучше пойти спать? День был тяжелый. Бог с ними, с науками.
Вот сука – котенка ухайдакала и даже не дрогнула. По морде видно – кот. Нет бы вырос, бегал по крышам. Чертова мокрушница. Такой и человека пришить, как два пальца обоссать. Ишь ты, чего вспомнила – Борджиа, кантарелла, аква тофана. Как пить дать, не случайно. И явно не к добру.
– Мне очень приятно ваше нетерпение, князь, но еще пара слов. – Лаура подошла к Бурову вплотную, и на глазах ее вдруг блеснули слезы. – Надеюсь, вы поймете мои чувства, князь, и не будете судить меня слишком строго. Я ведь так привязалась к вам и уже не мыслю жизни без вас. Изнемогаю, ночей не сплю от жестокой ревности. Вокруг столько красивых женщин, коварных, способных на любые ухищрения, на любую низость. Только и выжидающих момент, чтобы отнять вас у меня. О, как же я страдаю! – Губы ее дрогнули, лицо затуманилось, пальцы цепко ухватили Бурова за плечо. – Вася, милый, я дала тебе яд. Сегодня, за ужином. Самую слабую концентрацию, абсолютно безвредную, если через неделю принять противоядие. Я знаю, это подло, неблагородно, жестоко. Но я не переживу, если ты уйдешь. А так, как бы там ни было, ты непременно вернешься ко мне, через неделю. Если не с любовью, то за противоядием. Вася, желанный мой, пойми меня и прости, я просто слабая, любящая тебя без памяти женщина. Ну, не стой так, не молчи. Хочешь, ударь меня, унизь, смешай с грязью. Только не гони… Ну, не молчи, скажи мне что-нибудь, скажи!
Здорово сбутафорила – изобразила и смятение чувств, и запоздалое раскаяние, и всепожирающую ревность, и роковую страсть. Взяла за шкирку, посадила на цепь, надела строгий ошейник, а все свела к банальщине, к взаимоотношениям полов. Ах, дорогой, прости, во всем виновата лишь ревность, проистекающая из нежного чувства, трепетной привязанности к тебе и бешеного кипения гормонов! Ну не сука ли? Мастерски сыграла, с душой, куда там Сильвии, парижской примадонне! Да за такой профессионализм ее бы надо… вслед за котенком в корзину!.. Да только никак. Сам через неделю отправишься следом без противоядия. Здесь-то она не врет, кого-нибудь угробить для нее первое дело. Надо же, как смотрит убито, со слезою во взоре. Притворщица, дешевка, задрыга, дрянь. На лице раскаяние, вселенская скорбь. Щеки побледнели, губы дрожат, грудь под пеньюаром ходит ходуном. Ну и актриса! Что же с ней делать? Замочить нельзя, и в угол поставить уже поздно… Может, дать ей, как следует, на всю катушку? Чтобы запомнила… И Буров дал. Эту ночь Лаура действительно запомнила надолго – едва не умерла. Раз за разом теряла сознание, проваливалась в небытие, отчаянно стонала, вскрикивала, бешено ругалась, хватала губами воздух, что-то бормотала и выгибалась дугой. Однако крепкий организм взял свое – выжила. Недаром же французы называют оргазм малой смертью, кончиной понарошку.