С этими словами он быстро вышел из комнаты, чтобы не дать Дрого времени на новые возражения, резко захлопнул дверь и решительным шагом удалился по коридору, как человек вполне довольный собой и тем, что сумел настоять на своем.
Воцарилась гнетущая тишина. Хлюп! – булькнуло за стеной в цистерне. После чего в комнате послышался лишь прерывистый вздох Дрого – скорее не вздох, а всхлип. Погожий день был в самом разгаре, даже камни начали понемногу прогреваться; издали доносился однообразный звон воды, падающей с отвесных склонов; враг под прикрытием гряды стягивал свои силы к Крепости. По дороге, проложенной через пустыню, подходили и подходили войска и обозы. На эскарпах форта все уже было готово: снаряжение приведено в порядок, солдаты расставлены по местам, оружие проверено. Взгляды всех были устремлены на север, хотя из-за гор ничего толком нельзя было разглядеть (вся пустыня хорошо просматривалась только с Нового редута). Как и в те далекие дни, когда чужеземцы явились сюда, чтобы разметить границу, в Крепости царило всеобщее смятение чувств:
радость граничила со страхом. Во всяком случае, никому и в голову не пришло подумать о Дрого, который с помощью Луки уже одевался, готовясь к отъезду.
Экипаж оказался действительно вполне приличным, даже слишком шикарным для здешних проселочных дорог. Его можно было бы принять за карету какого-нибудь богатого господина, если бы на дверцах не было полкового герба. На козлах восседали два солдата – кучер и денщик Дрого.
Из-за суматохи, царившей в Крепости, куда уже стали прибывать первые эшелоны пополнения, никто не обратил особого внимания на худого офицера с изнуренным желтоватым лицом, который медленно спустился по ступенькам, пересек вестибюль и вышел к подъезду, где его уже ждал экипаж.
В этот момент на залитом солнцем плато появилась длинная колонна солдат, лошадей и мулов, подоспевших из долины. Было видно, что, несмотря на усталость, люди, шедшие форсированным маршем, завидев Крепость, прибавили шагу, а музыканты, возглавлявшие колонну, сняли с инструментов серые полотняные чехлы, словно вот-вот собирались заиграть.
Между тем офицеры прощались с Дрого – правда, немногие и не так сердечно, как бывало прежде. Казалось, все понимали, что он уезжает навсегда и теперь в иерархии Крепости ничего уже собой не представляет. Лейтенант Моро и с ним еще несколько человек подошли к Дрого, чтобы пожелать ему доброго пути, но прощание было очень коротким, с той ни к чему не обязывающей предупредительностью, которая свойственна молодежи в отношениях со старшими. Один из них сообщил Дрого, что комендант Симеони просит его немного подождать: