Бет решительно откинула занавесь и шагнула вперед.
Левая рука Джеральда была испачкана кровью; за спиной его в горестной позе застыл оконный эльф. Бет была уверена, что ее спросят, откуда она взялась, но Джеральд так и не спросил — по всей очевидности, подумал, что она вот только вошла, неслышно приоткрыв дверь. А хоть бы и спросил — пускай! Пускай даже и разгневается — все лучше, чем цепенеть молча в невыносимом страдании! Нельзя оставлять человека наедине с самим собой в такую минуту, даже если он сам именно этого и хочет. Гневайтесь сколько пожелаете, Ваше Величество, — да хоть эльфа оконного на помощь позовите, чтобы яриться было сподручнее! Ну же, спросите, откуда я взялась — и я вам скажу правду, а правда эта такого свойства, что ваша молчаливая скорбь просто-напросто разлетится вдребезги! Есть такая правда, против которой никакое горе не устоит!
Но нет — ее спросили совсем о другом.
— Что вы хотели, леди Бет? — напряженным от усилия сдержать себя голосом произнес король.
Бет не подбирала слов — они сами сорвались с уст.
— Принести Вашему Величеству кипятку со щелоком, — отрезала она. — Ведра хватит или лучше все-таки бадью?
Какую-то долю мгновения король смотрел на нее так, словно его ударили под ложечку, вышибив весь воздух, что и дохнуть невмочь — а потом спазм мучительного хохота согнул его пополам.
— Ox… — промолвил он, едва переводя дыхание. — Никогда бы… Спасибо, Бет.
Девушка не сводила с него настороженного взгляда.
— Не бойтесь, — сказал король. — Не надо.
— А я и не боюсь, — ломким шепотом ответила Бет, помолчала и добавила уже громче: — У вас пальцы порезаны.
— Я и забыл. — Джеральд опустил средний и безымянный пальцы в кубок с вином, чтобы промыть их, и поморщился. — У вас есть платок?
У нее было кое-что получше. У всякой благородной леди непременно должен свисать с пояса шитый золотом привесной кошель для милостыни — вот только Бет в своем кошеле держала не медь для подаяния. Привычка еще со времен осады — всегда иметь при себе зелья, останавливающие кровь, чистые бинты и корпию. Они и сейчас были у Бет при себе. Она молча открыла кошель, вытащила все, что могло понадобиться, и занялась рукой короля. Бет столько раз унимала кровь и бинтовала раненых во время осады, что могла бы проделать это с закрытыми глазами.
— А из вас получился бы славный оруженосец, Бет, — усмехнулся король. — Вот если бы вы еще умели те раны перевязывать, которые от неосторожного слова случаются…
Тут бы ей и промолчать — но нет! Что-то так и тянуло ее за язык — не иначе, хваленое упрямство Бофортов.