Этот звук настойчиво бился в барабанные перепонки Грэхема, который еще не вышел из состояния самогипноза. Он из последних сил отчаянно старался удержать перед мысленным взором девичье лицо, чтобы отогнать, отразить, не допустить ужасную весть о том, что еще одному пришлось так страшно – поплатиться за проявленное к маленьким солнцам любопытство.
Вокруг места катастрофы уже толпились зеваки, защищенные собственным неведением, а Грэхем, который из-за возникших у него подозрений стал уязвим для неведомой опасности, упрямо шагал прочь и боролся с собой – боролся, силясь сосредоточиться на своем видении и полностью отключить все остальные мысли. Он все шел и шел, настойчиво стараясь замаскировать предательский ум, и постепенно одержал победу в этой упорной борьбе.
Тропинка, вся в пятнах лунного света, взбиралась все выше и выше, петляя и извиваясь, как испуганная змея.
Прошло лишь несколько часов с тех пор, как Корбетт разбился всмятку, а Грэхему казалось – целый год. Отогнав воспоминание, он нырнул в тень сотворенного самой природой обелиска, который высился рядом с дорогой Унылая луна заливала тусклым светом мрачные скалы и молчаливые сосны, придавая гористому пейзажу бледный, призрачный вид.
Затаившись, путник лихорадочно обшарил взглядом густые тени, пятнавшие только что пройденный путь. Напрягая слух, силился он уловить среди шелеста листвы, скрипа ветвей, журчания невидимого ручья какие-нибудь посторонние звуки – звуки, которые могли бы принадлежать чему-то обычно неслышимому. Невольно, только для того, чтобы успокоить свою чрезмерную бдительность, он старался разглядеть незримое, услышать беззвучное, ожидая появления того, что при встрече никому не оставляло времени для раздумий.
Так он простоял целых пять минут. Нервы взвинчены, мышцы напряжены, тело и разум устремлены навстречу опасности, грозящей вырваться из мрака и безмолвия. Но ничего не случилось – вокруг все так же громоздились суровые скалы, тянувшие свои рваные вершины к таким же рваным облакам, да сосны, как часовые, несли свою вахту, охраняя ночной покой.
Грэхем уже который раз останавливался вот так, озирая пройденный путь,
– и каждый раз тропа оказывалась пуста, ничто не внушало подозрений.
Таинственные преследователи, крадущиеся за ним по пятам в черноте ночи, были порождением его усталого ума. Он достаточно владел собой, чтобы понимать: все это – лишь плод разыгравшегося воображения, и все же не мог удержаться. Снова и снова выбирал наблюдательный пункт и, напрягая усталые глаза, пытался отыскать подтверждение преследующих его кошмаров.