Схема вырисовывалась точно такая же.
Поскольку дочка жила одна, на съемной квартире, с родителями она виделась нечасто. Да они и не настаивали. Девочка выросла хоть и одаренная, но «без царя в голове». Ей легко давались языки, она без труда поступила на филфак, ездила на стажировку в Великобританию, побеждала на разных конкурсах и олимпиадах, но, к сожалению, где-то, скорее всего, за границей, пристрастилась к употреблению наркотиков.
Водила в дом какую-то шантрапу, стали пропадать вещи. Несколько раз сбегала из дому, впутывалась в какие-то криминальные ситуации, дважды приходилось выкупать ее из милиции. Родители пытались ее лечить — безуспешно. Уговоры уже давно не действовали, поэтому девочку отселили, оплачивали аренду квартиры, давали ей денег на еду и одежду, но видеть особо не желали, будь что будет.
Потом вдруг прочитали о ней в газете — правда, не сразу после выхода заметочки о ней, им передали газету знакомые, И у них затеплилась слабая надежда, что дочка взялась за ум. Отец поехал на квартиру, которую для нее снимали, но не застал. Не было ее и на следующий день, и записка, которую он для нее оставил в двери, так и торчала там, никому не нужная.
А через неделю к ним вдруг пришел мужчина. Представился майором милиции, правда, удостоверения не показывал, и не сказал, из какого он отдела, но они почему-то поверили.
— Вот этот самый приходил, который у вас на фотороботе, — сказал Глейхман. — Одет был прилично, но не шикарно. Речь грамотная, манеры хорошие, вообще держался очень убедительно.
Пришедший господин сообщил, что их дочь попалась на краже из универсама, ей грозит суд. Но он может помочь.
— Объяснил, гад, что у него у самого сын наркоманом был, так что он знает, каково нам, — мрачно рассказывал Глейхман, а его жена с рюмкой валокордина в руке согласно кивала. — Сказал, что может ее отмазать, и даже отправить в Среднюю Азию, где есть замечательная клиника, лечат даже самых безнадежных наркоманов, у него там сына на нога поставили. Но стоит это дорого, да и ему хотелось бы кое-что за хлопоты.
Когда договорились о цене, он сказал, что единственное его условие — чтобы они никак не светились у него в отделе милиции. Он возьмет деньги, и если они будут вести себя тихо, полгода они о дочке не услышат, а потом она вернется совсем другим человеком.
— Еще сказал, гад, что если к нам придут и про дочку будут спрашивать, то это могут под него копать, и если мы хоть намекнем, то все сорвется. Выяснится, что Юля освобождена незаконно, опять дело откроют, или как там это у вас называется, и снова ее посадят, или даже если не посадят, все равно таскать начнут, а ей это будет очень некстати, если она вылечится.