В середине ноября регулярным полетам на юг внезапно пришел конец. Возобновилась нормальная, если можно так говорить во время войны, московская жизнь. Однако ненадолго - привычная команда "подготовить и заправить машины". Серым ноябрьским деньком наш кортеж - "хорьх" и две машины сопровождения поехал по Ленинградскому шоссе. Жуков коротко сказал: "К Пуркаеву"; Бедов мне значительно: "К командующему Калининским фронтом". Предстояло отмахать от Москвы километров 250.
Георгий Константинович сидел молча, я боковым зрением с удивлением заметил, что он как будто улыбается. Своим мыслям. Неожиданно уже поздним вечером он сказал: "Включи!" Я ткнул клавишу радиоприемника на приборной панели. Шла какая-то передача, вслед за ней диктор торжественно объявил: советские войска под Сталинградом перешли в наступление. Жуков никак не комментировал сообщение. Мы в машине, адъютант, Бедов и я, конечно, не осмелились спросить. В эту поездку Жуков взял еще генерала, командующего авиацией дальнего действия Голованова. Мы ехали как обычно быстро по дороге, покрытой льдом. Вдруг Голованов подал голос: "Потише!" Георгий Константинович, не поворачиваясь: "Не лезь. Он знает, как ехать". Генерал, по-моему, испуганно затих.
В последующие дни передавались все новые сообщения об успехах Красной Армии, окружившей крупную группировку немецко-фашистских войск у Сталинграда и начавшей гнать немцев на Кавказе. Вести о победах с юга воодушевляли и радовали безмерно. Как-то стало легче дышать, тяжелый кошмар, окутавший страну с лета, поблек. Нам, группе обеспечения Г. К. Жукова, времени радоваться почти не оставалось, он задал неслыханный темп работы. Ездил сам, поручал отвезти и привезти тех или иных офицеров и генералов. Пробыв несколько дней "у Пуркаева" - в Москву, из Москвы - "к Коневу", в штаб сопредельного с Калининским Западного фронта. Было ясно, что готовилась новая крупная операция.
В десятых числах декабря раскатисто ударили орудия, начали там, где остановились в августе. Снова Ржев, Сычевка. Снова чудовищный грохот фронта: била наша артиллерия, но и немцы отстреливались очень серьезно. Сколько ни пытались срезать пресловутый "ржевский выступ", буквально навязший в зубах всем на этих фронтах, много сделать не удалось. Калининский фронт все же немного продвинулся, а коневский застрял. Жуков выехал туда из Москвы разбираться. Конева на фронте не любили. И за дело. Помнили прошлогодний разгром Западного фронта. Знали, что он хам, не бережет людей. Окопные командиры знали, что Конев вышел из самой дурной породы комиссаров - бездумный погоняла, не считавшийся ни с чем ради своего возвышения. Еще не доехали до командного пункта фронта, как горькая истина открылась. Навстречу нам шли и шли колонны с ранеными, их везли на грузовиках, редко санитарных машинах, санях. Кто как мог. Тянулись вереницей легкораненые. Опять загубили массу народа в злых боях. Опять все то же утешение - немцы не смогли снять с этого участка войска для переброски на юг. Пусть будет так.