Аутодафе (Точинов) - страница 168

Особый агент… Большой такой пряник — перескочить разом несколько должностных ступенек, получить звание, приравненное к координатору. Неужели она, дура, считает, что это предел мечтаний младшего агента Хантера? Черта с два. Потому что я не Хантер. И не агент. Я сам не знаю кто, но не тот, кем считал себя всю жизнь…

Что ни вспомнишь — всё ложь, фальшивка, декорация… Особенно погано оказалось вспоминать маму — которая никогда ею не была. И вся ее любовь к сыну — результат стараний накладывавших гипнограмму суггесторов… Ее странный взгляд, порой устремленный на меня — задумчивый, непонимающий… Ее недельные поездки якобы в санаторий — после которых она возвращалась переполненная лаской и нежностью к своему Сереженьке… Оказывается, не к своему. И не к Сереженьке.

— Кто мое родители? Настоящие? — резко оборвал я Диану.

Она ответила. Я не поверил. Хотя, может, всё так и было — хорошие большие дяди отбили несмышлёныша у плохих больших дядей. Чтобы, когда вырастет, не превратился в оружие, нацеленное в неправильную сторону. Чтобы стрелял куда надо. Может, всё именно так. Но я не поверил. Когда-то турки захватывали славянских детей — сербов, болгар, русских, украинцев. И с раннего детства воспитывали из них воинов ислама. А потом ставшие янычарами выросшие дети приходили на землю отцов — и убивали, убивали, убивали… Не хочу.

Она говорила и говорила — про выбор, который надо делать в жизни, и про знамя, которому присягаешь один раз…

Нет у меня выбора. Всё решено заранее. И не мной. Прощайте, младший агент Хантер. Добро пожаловать в строй, особый агент Кукушонок.

— У нашего знамени нет цвета, — сказал я тихонько, почти неслышно за рокотом двигателя.

Она услышала. Но не поняла.

— Оно насквозь пропитано кровью, — пояснил я. И спустился в каюту, на ходу засучивая рукав…


5

Второй выстрел из гранатомета угодил в борт, совсем рядом с ватерлинией. В здоровенную пробоину тут же хлынула вода. Катер не утонул на прибрежном мелководье — лишь опустился, просел на полметра ниже, но средством передвижения служить уже никак не мог…

«Да и не потребуется нам такое средство, — подумал я. — Потому что нас очень скоро убьют…»

Пули ударяли в гальку и давали замысловатые рикошеты, и я всё ждал: какая из них моя? Но вскоре заподозрил, что в мою — именно в мою — сторону стреляют отнюдь не с целью убить. Прижимают огнем к земле, не более того. Похоже, меня ожидает беседа с Альбертом Ивановичем, который докажет как дважды два, что остальные подлецы, а уж его-то знамя чистое и святое…

Рассветало, и можно было оценить диспозицию… Слева лежал капитан, имени которого я так и не узнал. Теперь никогда не узнаю — невозможно живому человеку пролежать долго в такой неестественной позе, с расползающимся вокруг головы кровавым пятном.