Человек, казалось, не слышал его последних слов. Долго раздумывал над чем-то, потом сказал:
— Есть еще один вариант. Ты услышишь всё. Полностью. Всё, что захочешь узнать, и даже больше. Без каких-либо неприятных последствий. Но — в несколько измененном психическом состоянии.
— Под гипнозом?
— Не совсем… Твоё «я»: и черты личности, и способность принимать решения — останутся в тот момент неизменными. Но наш разговор ты напрочь позабудешь. У нас есть… э-э-э… люди, способные на коррекцию чужой памяти. Научились. Когда охота на твоих предков и тебя тянется семь веков, научишься и не такому. Вопрос выживания.
Хантер изобразил сомнение, стараясь ничем не выдать радость. В Конторе имелись люди, хорошо умевшие помочь вспомнить — даже прочно забытое, даже стертое из памяти. И совсем неважно, что из памяти исчезнет даже само осознание необходимости что-либо вспоминать. Регулярный гипноконтроль — обязательная для младших агентов процедура — всенепременно зацепит след чужой суггестии. Остальное — дело техники.
Спустя приличествующее для раздумий время он согласно кивнул:
— Хорошо, попробуем. Приглашайте вашего гипнотизера.
…Женщина, весьма напомнившая Хантеру завхоза Зинаиду Макаровну, вышла. Он произнес недоуменно:
— Это не блеф? Что-то я никаких изменений не чувствую. Пришла, посмотрела, ушла…
— Взгляни на часы.
— Черт побери…
— Время дорого. Приступим.
* * *
— Похоже на правду… — задумчиво сказал Хантер. — Звучит непротиворечиво и стыкуется с известными фактами. Хотя тенденциозность лезет из всех щелей вашего рассказа: Сморгонь живет тихо и мирно, никого не трогает, во всём виноваты нехорошие дяди из Конторы и отщепенцы-кэгэбэшники, обложившие вас данью в уплату за их молчание. Данью в виде живого сырья… А вы все в белом.
— Люди везде разные. И не-люди тоже. Сморгонь не исключение. Но с нашими, как вы любите выражаться, отморозками мы разберемся сами. А ты, Станислав, должен сейчас решить главное: где и с кем твое место.
— Не называйте меня Станиславом! Как раз эта часть истории наименее доказательна. Да и не всё ли равно, где ты родился и как тебя называла в детстве мать? Какая разница, если ты этого не помнишь? Главное — во что ты веришь сейчас! И какому знамени служишь… Я своему знамени присягнул. Один раз и навсегда. В любой войне, кто бы ни победил, дети побежденных будут плакать. И считать отцов погибшими за правое дело. Даже если отцы приемные…
Хантер говорил и говорил, не замечая, что речь звучит всё горячее, всё бессвязнее. Не обращая внимания, что карабин давно лежит не на коленях, а на полу рядом со стулом…