— ...И вот я включаю хроматограф! Никто ничего не подозревает, маньяк уверен в безнаказанности...
Кульминация близилась, девичья рука в волнении крепко сжала длань Георгия Викентьевича... Неожиданно тренькнул звонок. Визиты в обеденный перерыв — вещь редкая и неуместная. В любой другой день идиот по ту сторону двери мог массировать истертую кнопку всеми десятью пальцами и носом в придачу. Ровно до пятнадцати ноль-ноль. Сегодня, к сожалению, не ответить на дребезжащий призыв — значило «выпасть из образа». После тещи и, конечно, супруги третьим в списке нежелательных гостей стоял капитан Потрошилов. Разумеется, именно он и нарушил романтический настрой в царстве науки. В качестве отягчающих обстоятельств вместе с ним прибыли шестнадцать объемных полиэтиленовых пакетов и сержант.
— И что это за...? — в расстройстве заикнулся начлаб.
— Героин, — гордо расправил плечи Альберт Степанович и скромно добавил:
— Я так думаю.
Возникшая за спиной аса криминалистики практикантка Люда широко распахнула глаза, чуть не достав ресницами до подбородка. Вытянувшиеся лица экспертов побудили Потрошилова к разъяснениям:
— В одном из мешков.
— Уфф! — громко выдохнул Георгий Викентьевич.
— В остальных — гипс.
— Я почему-то так и подумал...
В душе эксперта тоскливо завыл скинутый с крыши радужных надежд мартовский кот. Алик, как всегда, ничего не заметил. Сержант деловито затаскивал пакеты в лабораторию. Лицо Георгия Викентьевича стремительно багровело. Коньяк вообще эффективно расширяет сосуды.
— Там этого добра — мешками, -Алик приветливо улыбнулся Люде.
Та продолжала стоять, восторженно оглядывая пакеты, в которых — предположительно — таились биллионы долларов.
— У меня человек охраняет остальное! Мне нужно максимально быстро!
Капитан Потрошилов мог услышать, кто и что обычно делает быстро. Мог — ждать результатов хоть до прихода к власти в стране кришнаитов. Мог... Но женское сердце добрее мужского.
— Георгий Викентьевич, я помогу? — раздался умоляющий девичий голос. — Мы ведь до вечера справимся?
Начлаб обреченно кивнул, не в силах произнести ни одного цензурного слова.
На стеллаже места не осталось. После размещения шестнадцати пакетов белая пыль поднялась густым облаком и осела на соседние вещдоки. Овальный металлический поднос и крышка туалетного столика будто покрылись инеем. Контуры остальных колюще-режущих предметов обрели под слоем гипса округлые очертания. Начальник лаборатории с тоской посмотрел на аккуратную девичью головку, склонившуюся над микроскопом. Эмоции требовали выхода. Георгий Викентьевич протянул руку к стеллажу и крупными печатными буквами вывел на подносе емкое: «Мудак!»