Не теряя времени на пустые разговоры, профессор стремительно ворвался в люкс. Проснувшийся пациент с улыбкой посмотрел на нового доктора и спросил:
— Как уаше доровье?
На погибающего от потери крови он похож не был.
— Откуда кровотечение? — спросил Виктор Робертович, резко стягивая с Мананги одеяло.
Возникла небольшая заминка. Ни на повязке, ни на постели крови не наблюдалось.
— Не у этого, Виктор Робертович, — в полной тишине сказала сестра, — у второго...
На соседней кровати лежал мужчина в годах. Бледное лицо с закрытыми глазами по цвету почти сливалось с постельным бельем. Виктория Борисовна твердо помнила, что несколько часов назад ее Тампук был одинок, как баобаб в пустыне. Файнберг не помнил ничего. У него трещала голова, и жутко хотелось пить.
— Почему кого-то положили? Кто распорядился? — он требовательно посмотрел направо. Увидев полное недоумения лицо с такими же, как у него опухшими веками, профессор резко повернулся в другую сторону. Сестра растерянно прошептала:
— Вы... вчера сами привезли...
— Это я... знаю. — Он чуть не сказал: «Помню», но вовремя поправился. — Откуда второй, я спрашиваю? — и, подумав, что был невежлив, тихо добавил:
— Вас.
Виктория Борисовна легонько тронула его за плечо:
— Витя, я тоже привезла...
— Кого? — недоуменно переспросил Файнберг, холодея от недоброго предчувствия.
Она молча кивнула в сторону Мананги. Тот, натянув одеяло до подбородка, вежливо улыбнулся и сказал:
— Дратуйта, мама!
— Да нет, это я... — начал было Виктор Робертович — и осекся.
События ночи и утра помнились смутно, урывками. Поручиться за то, что он вез именно негра, не покривив душой, было нельзя. Никаких фактов, кроме самого похищения, ему не вспоминалось. Профессор взялся обеими руками за голову и протянул:
— О-о-ох! Елки-палки!
Виктория Борисовна в изумлении уставилась на него, вспоминая, как утром профессор прикатил на «скорой». Его крики про люкс обрели смысл:
— Витя, ты украл человека? — раздался горестный вздох удивления. — Зачем ты его взял?
Профессор стоял с отпавшей на грудь челюстью, подыскивая какое-нибудь оправдание. И оно нашлось. Для загадочной русской души нет ничего неподсудней. Он развел руками и, потрясенный собственными подвигами, прошептал:
— Пьяный был, не помню!
Первой в себя пришла сестра. Она робко кашлянула и спросила:
— Так что с кровотечением?
Не дожидаясь ответа от пребывавшего в прострации Виктора Робертовича, девушка откинула со второго пациента одеяло.
На кровати лежал крупный мужчина лет шестидесяти, совершенно раздетый. На абсолютно белой коже, покрывая все доступные обозрению участки тела, пестрела сине-черно-зеленая вязь наколок. Простыня под ним была в крови. Посередине, возле поясницы, собралась небольшая лужица. Из нее вдруг побежал вялый ручеек и забарабанил по линолеуму маленьким водопадом.