Месроп Анхогхин говорил медленно, с неподвижным, ничего не выражавшим лицом, останавливаясь после каждой фразы, чтобы дать возможность Сенпату Свиодо перевести его речь на язык Империи.
– Мы – первое творение Фоса, – закончил свой рассказ васпураканин. – И я нахожу естественным и справедливым, что он испытывает нас более жестоко, чем обычных людей.
Месроп посмотрел прямо в глаза трибуну – высокий для васпураканина, он был почти одного роста с Марком.
– Это не ответ, – простонал римлянин. Не наделенный особой верой в бога, он не мог понять той силы, которую она давала другим.
Анхогхин, казалось, почувствовал это и, отвечая на невысказанные мысли Скауруса, произнес:
– Возможно, для тебя и нет. Тогда подумай вот о чем. Попросив моего господина пощадить Земаркоса, ты сделал это не из любви к жрецу, а для того лишь, чтобы убитый не стал мучеником и символом мщения для фанатиков. Но кто знает, не внушил ли тебе эти мысли сам Фос? Ведь если бы Земаркос тогда погиб, все могло бы обернуться еще хуже.
Анхогхин ничего не говорил о прощении, просто потому, что ему нечего было прощать римлянину. Стоя по колено в грязи, Скаурус долго молчал, не чувствуя капель дождя, стекающих по его лицу.
– Благодарю тебя, – прошептал он наконец.
Ярость вспыхнула в трибуне, когда он подумал, что васпуракане, спокойные, добрые люди, единственное желание которых было жить в мире, не могли найти его ни в своей завоеванной каздами земле, ни в Аморионе, где они искали пристанище. Освободить Васпуракан он не мог – всей мощи Империи не хватило для этого, но что касается Амориона… В Марке неожиданно проснулся хищник, и сам он не узнал своего голоса, когда проговорил:
– Мы отомстим за ваших близких.
Гнев и боль смели всю его рассудительность, осторожность и расчетливость.
– Да! – закричал Сенпат Свиодо возбужденно. Горячий васпураканин готов бил на что угодно, лишь бы не сидеть сложа руки. Но когда он перевел слова Скауруса Месропу Анхогхину, тот отрицательно покачал головой:
– Бесполезно. Те из нас, кто спасся, уже в безопасности, а мертвым не нужна наша месть. Эта земля видела довольно смертей. Казды только посмеются, если мы начнем драться друг с другом.
Скаурус открыл было рот, но возражения замерли у него на устах. Если бы ситуация была иной, он только поиздевался бы над подобными аргументами. Но Анхогхин, стоящий под проливным дождем с усталым отчаянием в глазах, не мог быть объектом для смеха. Плечи Марка бессильно опустились.
– Будь все проклято, но ты прав, – сказал он угрюмо и, увидев разочарование в глазах Свиодо, добавил: – Если дорога вперед закрыта, нам лучше возвратиться в Аптос.