Бирюков молчал, кажется, целую минуту.
– Я не присылал твоей жене эти фотографии, – наконец сказал он. – Меня обокрали. Унесли из квартиры деньги и эти карточки. Я гадал: зачем их взяли? Кому нужны фотки? Теперь понятно.
– Придумал бы что-то поскладнее. Думаешь, что я сожру эту развесистую клюкву?
– Можешь не верить, но это правда. Видимо, за мной следили, контролировали каждый шаг, когда я притопал в «Россию» и сделал несколько фотографий. Затем эти карточки попались на глаза ворам. Мои враги решили свести со мной счеты твоими руками. Остроумная идея. Я искренне сопереживаю твоему горю, но…
– Не тяни меня за яйца, – заорал Дашкевич. – Я не верю ни одному слову. Ты ведь знал, чем кончится для тебя этот фокус? Ты знал, что этого я никогда не прощу? Тогда в гостинице я нарисовал картину твоего будущего. Ты, кажется, решил, что я шучу. Напрасно. Напрасно гнида… Теперь берегись. Если хочешь пожить чуть подольше, заглядывай под днище своей машины. Вдруг там окажется взрывное устройство. Запасись бронежилетом и не выходи на улицу в темное время суток. Хотя… Хотя эти меры предосторожности все равно ненадолго продлят твое жалкое сраное существование.
Дашкевич бросил трубку. Он поставил на стол локти и уперся горячим лбом в раскрытые ладони.
***
Вчера вечером, когда он вернулся в свой загородный дом, жена заперлась в спальне и погасила свет. Он подергал ручку, постучал костяшками пальцев в дверь и спросил: «Верунчик, ты здесь?» Но ответа не дождался. Домработницу, видимо, отпустили еще днем, и она ушла, почему-то не оставив в микроволновке ужин. Усевшись у телевизора, поставил перед собой бутылку пива и тарелку с бутербродами. Через четверть часа он снова оказался у двери в спальню, постучал настойчивее, повысив голос, спросил, что случилось. Жена молчала, под дверью появилась полоса света, Вера включила торшер. Дашкевич вернулся в гостиную, испытывая душевное беспокойство, долго ерзал на диване, будто ему в штаны пустили горсть муравьев. Утром все было нормально, Вера вышла проводить мужа на порог, когда водитель подогнал служебную машину. Даже целомудренно чмокнула его в щеку и сказала какие-то банальные нежные слова. А теперь не хочет открыть дверь, не отзывается на его вопросы. Странно.
Он прикончил вторую бутылку пива, когда дверь в спальню с грохотом распахнулась. Жена прошагала по коридору, остановилась на пороге гостиной, уперевшись одной рукой в бедро. Глаза Веры блестели, лицо сделалось красным, отечным. Дашкевич, едва взглянув на нее, понял, что Вера проплакала весь вечер, а затем выпила бутылку вина. «Ну, как ты отдохнул в Москве? – спросила жена, затягивая поясок халата. – Хорошо провел время, ублюдок?»