— В полевом храме, который мы соорудили посреди лагеря. А ты что, торопишься?
— Я бы сперва съел что-нибудь, — признался юноша. Центуриона это позабавило, и он велел отвести Басофона к повару, который выставил вкусную еду. И пока юноша насыщался, Брут продолжал расспрашивать его.
— Я много размышлял об адептах Кристуса. Как случилось, что, не будучи иудеями, они проявляют интерес к традициям этого древнего кочевого племени, погрязшего в предрассудках?
— По правде говоря, я и сам не знаю, — ответил Басофон. — Мессия учит, что только последовавшие за ним спасутся, когда настанет конец света. Следует очистить себя водой, дабы не погибнуть в огне. Такое очищение мы называем крещением, потому что оно заключается в погружении с головой в живительную воду.
— Иудеи так не поступают. У них существует обряд обрезания крайней плоти. Обрезан ли ты?
— Конечно же, нет! Повторяю: я не иудей, а последователь Мессии.
Центурион налил себе вина. Ему трудно было понять, что же это за христианская религия.
— Ведь этот Мессия, призванный спасти Израиль, умер в страшных мучениях? Его распяли, не так ли?
— Да, а потом положили в гроб, но он воскрес из мертвых.
— Ты считаешь, такое возможно?
— Ничего я об этом не знаю, знаю лишь, что он живет на Небе — как вы и я на Земле. Однако прошу прощения, мне надо идти. Я обещал своему товарищу встретить его в порту.
— А ты не забыл, что тебе следует сперва окурить благовониями изображение императора?
— А это обязательно?
— Обязательно. Потом ты сможешь уйти. Я не нахожу ничего вредного в твоих разглагольствованиях и досужих вымыслах.
— Вымыслах, говорите? Да это самая святая истина.
— Не вижу тут истины.
Беседуя так, они вошли в небольшой храм, возведенный в центре лагеря. В глубине его находился жертвенник, освещенный факелами. На нем стояло нарисованное изображение императора.
— Так это и есть образ кесаря? Это точно он?
— А ты сомневаешься? Он увенчан золотыми лаврами.
— Вижу, что это император, но Траян ли? Не похоже.
— Да будет тебе известно, что изображение это символическое, а не определенного человека.
Басофон покачал головой:
— Зачем мне окуривать символ?
— Так положено. Представь, что это Траян.
— Слишком это сложно для меня.
Центурион Брут понял, что юноша ни за что не исполнит положенный обряд. Он повысил голос:
— Не отнесся ли я к тебе по-братски? Не пытался ли я заставить тебя понять?
— Но это идол.
— Отнюдь! Это — изображение. Разве я прошу тебя почитать его? Достаточно засвидетельствовать свое уважение.
— Как нарисованная картинка может видеть знак уважения?