Маргоша бросилась к отцу и поцеловала его. Глебов почувствовал запах вина.
Он поспешно залез под простыню. Было неприятно, что взрослая дочь видела его в трусах, и еще более неприятно оттого, что та не была этим смущена и даже сейчас ничего не видела. Поразительный инфантилизм во всем. И эта дурочка хотела начинать самостоятельную жизнь с мужчиной. Точнее говоря, со шпаной.
Глебов спросил: – Из какой же командировки? Разве Толмачев где-то работает?
– Конечно, работает. В– книжном магазине продавцом.
– В книжном магазине? Продавцом? – Глебов от удивления выбросил обе руки из-под простыни. Тут было что-то новое, какой-то подвох.– А почему я об этом впервые слышу? Ты уверяла, что он художник, показывала картинки, какие-то подсвечники, утюги…
– Нет, она говорила, где он работает. Говорила, говорила,– подтвердила Марина, любившая справедливость.– Но дело не в этом…
– Мамочка, как я вас всех люблю! – воскликнула Маргоша, целуя мать, и засмеялась.– Папа, ты сегодня бледный! Как ты себя чувствуешь?
– А где жених в данную минуту?
– Папочка, я тебя прошу, ни о чем не думай, не расстраивайся!
– Маргоша, ответь мне: где вы собираетесь жить?
Продавцом в магазине. Ничего более несуразного быть не могло. Давно он не видел таких отрешенных, счастливых глаз, не слышал такого бессмысленного смеха. Маргоша, смеясь, говорила: – Разве это так важно?
– Но мы с отцом хотим знать…
– Ах, вы хотите знать? Вас разбирает любопытство? – Опять смех.– Ну, если, скажем, здесь… Это плохо? Вы не согласны?
– Будешь ездить автобусом? Вставать в ПЯТА утра?
– Мама, все это мелочь и ерунда…
Вдруг обе исчезли. Глебов прислушивался к летающим женским голосам внизу, к ним прибавился глухой говор тестя и тещи. Сердце Глебова ныло от предчувствия перемен, и он решил принять снотворное, чтобы поскорее заснуть.
Вдруг пришла легкая мысль: «А может, ничего страшного не случится? Пусть все идет своим ходом. Как всегда. Ну, разойдутся через год, ну и бог с ними». И он стал думать о другом.
Около часа ночи раздался телефонный звонок. Глебов почувствовал сквозь полусон, как его охватил гнев, сердцебиение усилилось, и он проворно, стоявшему на столе: успеть сорвать трубку прежде, чем схватит трубку нижнего телефона Маргошка, и дать нахалу взбучку! Был уверен, что звонит Толмачев.
Но голос был незнакомый, какой-то расхлябанный, хулиганский.
– Здравствуй, Дуня, новый год… Не узнаешь? А? – хрипел хулиган.– То узнает, то не узнает. Вот задница. А который час-то? Ну, второй, подумаешь, детские времена. Интеллигенция об эту пору еще не ложится… Решает вопросы… Мы тут с одним мужиком сидим… А помнишь, какие у меня были финские ножички?