— Не беспокойтесь на сей счет, мадам. Могу я пожелать вам спокойной ночи?
— Спокойной ночи, — сказала она.
Марго сердилась на Генриха. Он мог бы продемонстрировать сожаление, если не пожелал уговорить ее. Он обладал дурными манерами, был дикарем, провинциалом. Она чувствовала себя оскорбленной тем, что ее выдали за такого человека, пусть даже короля.
Марго посмотрела на расшитый полог кровати; она дрожала от гнева.
Помолчав, он сказал:
— Я замечаю вашу неспособность успокоиться, мадам. Должен ли я объяснить это тем, что я недостоин находиться в этой кровати, или ваше состояние вызвано тем, что вы желаете меня?
— Несомненно, не этим, — резко произнесла Марго, однако она обрадовалась, что он заговорил снова.
— Умоляю тебя, не сердись на меня слишком сильно, — попросил Генрих. — Мы, люди с королевской кровью, не можем выбирать себе супругов по нашей воле. Мы должны получать удовольствие от того, что предлагают нам.
— Получать удовольствие! О чем ты говоришь?
— Улыбайся, а не хмурься. Наслаждайся дружбой, если нет любви.
— Ты испытываешь ко мне дружеские чувства?
— Если ты протянешь мне руку дружбы, я не оттолкну ее.
— Думаю, это лучше, чем быть врагами, — согласилась она. — Но возможна ли между нами дружба? Мы исповедуем разные веры.
Он откинулся на атласную подушку и положил руки под голову.
— Вера? — усмехнулся Генрих. — Какое отношение имеет к нам вера?
Она удивленно приподнялась.
— Не понимаю вас, месье. Вы ведь гугенот, верно?
— Я — гугенот, — ответил он.
— Тогда вам известно, что я имею в виду, говоря о вере.
— Я гугенот, — продолжил он, — потому что гугеноткой была моя мать. Дорогая Маргарита, если бы ты была ее дочерью, ты бы тоже стала гугеноткой. Если бы я был сыном твоего отца, я стал бы католиком. Все очень просто.
— Нет, — возразила она, — некоторые люди меняют свою религию. Твоя мать сделала это. Даже Гаспар де Колиньи исповедовал когда-то католицизм.
— Фанатики могут менять веру, но мы, дорогая жена, и подобные нам не относимся к их числу. Мы сходны в том, что оба любим жизнь. Хотим наслаждаться ею; вера способна помешать этому. Поэтому она не слишком важна для нас. Ты — католичка; я — гугенот. Ну и что? Ты знаешь, чего ты хочешь от жизни, и получаешь это. Я — такой же, как ты. Вера для нас — не главное в этой жизни, Маргарита. Кое-что отделено от нее.
— Я никогда не слышала подобного суждения! — заявила Марго. — Так считают все гугеноты?
Он засмеялся.
— Тебе известно, что это не так. Они более фанатичны, чем католики, если это возможно. Это только мое личное суждение… и, возможно, твое.