Аффе исчез, Густафссон, залитый ярким светом, остался один.
Заиграл оркестр.
И тут вышла заминка, Густафссону вдруг показалось, что он теряет сознание. Он забыл песню, забыл слова, забыл все. Так и стоял, пока не вспомнил, что у него в руке бумажка с текстом.
Однако его родные ничего не заметили. Они воспользовались этой заминкой, чтобы обменяться мнениями.
– Как хорошо слышно, каждое слово, – сказал Уве.
– Аффе просто молодец, – заметила Грета.
– Он всегда такой веселый, – сказала Ингрид.
– Еще бы, – сказал дедушка. – Чужая беда плечи не давит. А что это с Пером? Почему он не начинает?
– Неужели забыл слова? – воскликнула Ингрид.
Заглянув в текст, Густафссон все вспомнил. Но раньше, когда он пел, аккомпанируя себе на лютне он мог по своему желанию ускорять или замедлять темп. Здесь же темп задал, оркестр, и Густафссону было трудно начать.
Оркестр терпеливо исполнил первые четыре такта раз, другой, третий, четвертый. Только на пятый раз Густафссон начал петь.
Смотри, уж начали цветы
в долине распускаться.
А тут на ринге чудаки
предпочитают драться.
Атлет толкает тяжести,
и день бредет к закату.
А я к кассиру путь держу,
чтоб получить зарплату.
Потом мы в путь пускаемся,
пускаемся, пускаемся,
чтоб лес пройти насквозь,
как поступает лось.
А то в кафе являемся,
являемся, являемся
и пьем, а кто не пьет,
пусть молча слезы льет.
А солнце жарит лес и луг,
траву, а также скалы.
Чего ж котлет оно не жарит,
ведь масло вздорожало?
Одни взмывают в небеса,
другим в воде удобно,
А кто врасплох застигнут – тот
кричит довольно злобно.
А мы поем, как скворушки,
как скворушки, как скворушки,
а не найдем свой дом
в скворечнике живем,
любуемся на перышки,
на перышки, на перышки,
на белый свет глядим
и червячков едим.
Пусть мудрый компас день и ночь
показывает север.
Однажды он покажет нам,
как жать, где ты не сеял.
Всегда покажет компас путь
на льдистую равнину.
Но лучше б он нам показал,
как выиграть машину.
Башмачник делает башмак,
жестянщик гнет жестянку.
А я, чуть утро, на плите
варю себе овсянку.
Зима, а нам ни чуточки,
ни чуточки, ни чуточки
купанья не страшны,
и мы не ждем весны,
а крякаем, как уточки,
как уточки, как уточки,
ведь кто не скажет «кря»,
в риксдаг стремится зря.
Оркестр повторил припев, но музыка звучала уже глуше. Один за другим на эстраду поднялись все участники передачи. Там собрались все, кроме доктора Верелиуса, публика аплодировала и все хором пели:
С небес сияют звездочки
всем – и большим, и малым.
И мы уж скоро захрапим
под теплым одеялом.
Мы захрапим – и я, и ты,