Вздрагивая от рыданий, она лежала у него на груди, ее слезы смешивались с потоками дождя, лившимися ему на лицо. Сильно дрожащими руками она отерла его измазанные сажей щеки, коснулась ее губ, чтобы ощутить его дыхание, неумело попыталась нащупать пульс у него на шее. Тоненький, слабый — или это пульсирует ее собственная кровь?
Ресницы его дрогнули, веки приподнялись, и он взглянул на нее. Попытался улыбнуться. Попытался вдохнуть поглубже.
— Ну что, ангел, — прошептал он и остановился, чтобы перевести дыхание. — Вот в конце концов и я на что-то сгодился.
Потом он опять погрузился во тьму, словно накрытый черным бархатным одеялом, и сдался поглотившей его боли
Его воспоминания были похожи на обрывки сновидений.
Лорел заставляла, подталкивала, умоляла его подняться на ноги. Сделать шаг, потом другой. Тело не ощущало боли, и казалось, что с этой телесной оболочкой его связывает последняя тончайшая нить, и хотелось улететь далеко-далеко, но Лорел все не отпускала. Он смутно помнил свое удивление, откуда у нее, такой хрупкой, столько сил.
Он помнил какую-то лодку. И дождь. Дождь и слезы. Над ним плакала Лорел. Он пытался сказать ей, чтобы она не плакала. Мысль о том, что она плачет из-за него, была невыносима. Он знал, что ей и раньше приходилось из-за него плакать. Каким же негодяем он был! Ему так много нужно ей сказать. Он помнил, что это очень важно. Но слова бились в его сознании, не находя выхода. Он забыл, как пользоваться голосом. Силы оставили его, и наступила темнота.
Свет. Приглушенные голоса мужчин и женщин, одетых в белое. Это не может быть раем, его бы не впустили. Значит, он в клинике.
Прохладное прикосновение нежных рук. Теплые губы шепчут слова любви. Лорел!
Лорел все время была с ним. Об этом ему рассказала, деловито расхаживая по комнате, сиделка Вашингтон. Это была приземистая, квадратная женщина с кожей цвета красного дерева, шаркающей походкой и короткими, похожими на сосиски пальцами, прикосновение которых, когда она проверяла пульс больного, было легким и скупым прикосновением специалиста. «Да, все дни, когда вы находились в глубоком наркотическом забытьи, мисс Чандлер была здесь, — рассказывала сиделка. — Ей, бедняжке, пришлось хлебнуть лиха — и смерть сестры, и это расследование, все разом. И не везение ли это, что вам обоим удалось остаться в живых? Чтобы убийцей оказался мистер Данжермон — Господи помилуй!»
Остановившись на крыльце своего дома и наблюдая, как Леон выруливает на трассу, он отвлекся от воспоминаний о рассказах сиделки. Как только «монте-карло» Леона скрылся из виду, его взгляд обратился к Бель Ривьеру. И Лорел. Лорел владела его мыслями. Как она сидела подле него, целовала и шептала, что любит его. Он ничем не заслужил ее любовь, но знал наверняка, что именно она заставила его бороться за жизнь, когда он уже готов был сдаться. Голос Лорел, который пробился к нему сквозь забытье, полный любви, умоляющий его не умирать.