Саванна уклончиво хмыкнула себе под нос.
— Ну, хорошо. Возьми, пожалуйста, мои золотые серьги и, ради Бога, не ходи туда в своих очках. Они делают тебя похожей на маленького цыпленка из одного мультфильма.
Лорел удивленно взглянула на сестру.
— Ты не хочешь, чтобы я шла туда, но ты хочешь, чтобы я хорошо выглядела.
Светло-голубые глаза Саванны смотрели холодно и строго. Горькая улыбка играла на чувственных губах. — Я хочу, чтобы, посмотрев на тебя, Вивиан почувствовала себя сморщенной старой ведьмой.
Лорел задумчиво нахмурилась, когда Саванна пошла за серьгами в свою комнату. Они всегда соперничали друг с другом — Саванна и их мать. Вивиан была слишком эгоистичной, слишком самовлюбленной, чтобы иметь такую красивую и привлекательную дочь, как Саванна. Их соперничество было еще одним доказательством нездоровой атмосферы в их доме. Именно это соперничество объясняло стремление Лорел выглядеть всегда незаметной. Как истинный дипломат, она не хотела раскачивать накренившуюся уже лодку, привлекая внимание к себе. Хмуро глядя в зеркало, она вынуждена была признать, что другая причина отнюдь не была такой благородной.
Если я не буду такой же красивой, как С а в а н н а, тогда Росс не будет ко мне приставать. Он выбрал Саванну, а не меня. М н е п о в е з л о.
У Лорел не было слов, чтобы выразить всю меру своей вины, которую вызвали эти воспоминания. В комнату вернулась Саванна. Когда она возилась с сережкой, халат соскользнул у нее с одного плеча, обнажив на ее белоснежной коже большой синяк величиной с серебряный доллар. Лорел стало плохо. Она не знала, как ей удастся проглотить хоть что-нибудь за пресловутым обедом.
Воскресный обед в Бовуаре был давней традицией, такой же давней, как сам Юг. Чандлеры всегда посещали воскресные службы — больше из чувства долга и обязательств перед обществом, чем из-за уважения к заповедям Господа Бога. Затем несколько избранных приглашались в Бовуар, чтобы отобедать и приятно провести день. Сейчас в Бовуаре не осталось Чандлеров, но традиция выжила, как часть уродливого чувства долга Вивиан.
Если бы она имела сотую долю этого чувства долга по отношению к своей собственной семье, думала Лорел, стоя на веранде и нажимая на звонок. Снова пошел дождь, и она прислушивалась к нему, дожидаясь, когда ее впустят, в надежде, что звуки дождя успокоят ее натянутые нервы. Большим пальцем она освободила таблетку «маалокс» из упаковки, которая была у нее в кармане юбки, и положила ее себе в рот.
Дверь открыла Олив, серая и мрачная, как ночь, и равнодушно посмотрела на Лорел, как будто никогда не видела ее раньше. Лорел, проходя мимо нее в гостиную, невольно вспомнила фильмы о зомби.