Собственно, это-то врожденное упрямство и заставляло ее теперь красться с дубинкой наготове по следу взломщика, проникшего в ее разграбленный дом. Она еще не очень знала, что именно сотворит, когда окажется носом к носу с негодяем. Больше всего, пожалуй, было бескорыстного любопытства: и чего, спрашивается, ему все же здесь надо?
В доме уже поселился пыльный запах, присущий заброшенному жилью. Все самое ценное имущество Вестритов было распродано еще летом, когда они добывали деньги на экспедицию по вызволению захваченной пиратами «Проказницы». Оставшееся имело ценность скорее духовную: всяческие диковины и безделушки – памятки былых плаваний Ефрона, да старая ваза, доставшаяся Ронике от матери, да стенная шпалера, которую они с Ефроном вместе выбирали чуть не на другой день после свадьбы, да… Нет, незачем попусту перечислять даже мысленно. Все равно ничего не вернешь, так лучше уж отпустить. Прошлое и так хранится в сердце, зачем отягощаться еще и вещественными напоминаниями?
Роника на цыпочках миновала двери, сшибленные с петель ударами чьих-то сапог. Лишь мельком покосилась во внутренний дворик, где валялись осколки разбитых горшков и бурели останки мертвых растений. Вперед, вперед за этим парнем в плаще! Куда все же он направляется? Вот он опять мелькнул впереди. Вошел в какую-то комнату…
В комнату Малты. В спальню ее внучки.
Роника подкралась поближе. Он что-то бормотал еле слышно. Она отважилась одним глазом заглянуть в комнату. Потом выпрямилась и требовательно спросила:
– Что ты здесь забыл, Сервин Трелл?
От испуга юноша испустил дикий вопль и мгновенно вскочил на ноги. Он, оказывается, стоял на коленях возле постели, на которой раньше спала Малта. Теперь на ее подушке лежала одинокая красная роза. Сервин смотрел на Ронику – белое лицо, ладонь прижата к груди. Его губы двигались, но не произносили ни звука. Потом он увидел дубинку у нее в руках, и глаза у него округлились пуще прежнего.
– Ох, да сядь ты, – не без раздражения велела ему Роника. Бросила дубинку в изножье постели и сама последовала собственному совету. – Что все-таки ты здесь забыл? – повторила она устало, заранее, впрочем, зная ответ.
– Жива. Ты жива, – тихо выговорил Сервин. Поднес руки к лицу и стал тереть глаза. Роника поняла, что парень пытался скрыть слезы. – А почему ты не… А что с Малтой? Она тоже в порядке? Люди говорят… я такого наслушался… – И Сервин тихо осел на постель рядом с розой, уложенной на подушку. Погладил подушку ладонью. – Мне рассказали, что вы уехали с бала вместе с Давадом Рестаром. Потом пришла весть о нападении на его карету. Нападавшим нужны были только сатрап и Рестар… по крайней мере, так все говорят. Все сходятся на том, что вас никто бы и пальцем не тронул, если бы вы не оказались с Рестаром. Он умер, я знаю. Некоторые намекают, будто им известно, что сталось с сатрапом, но никто толком не рассказывает. А когда я принимался расспрашивать о Малте и других членах вашей семьи… – Тут Сервин запнулся и густо покраснел, но все же принудил себя продолжать. – Тут все на меня орут, будто вы предатели, будто вы заодно с Рестаром… и всякое такое. Что вы даже якобы собирались продать сатрапа «новым купчикам», которые сговорились его убить и устроить так, чтобы обвинение пало на старинные семейства Удачного, и тогда-то Джамелия наслала бы на нас тучи калсидийских наемников, чтобы взять город и на корню передать его «новым»… – Юноша снова замолк было, но сделал над собой усилие и выговорил: – У некоторых даже язык поворачивается болтать, что-де вы заслужили все, что с вами случилось. Такую жуть несут, что уши вянут. А я… я был уверен, что вы все погибли. Грэйг Тенира пытался за вас заступаться, он говорил, что все наветы на вас – сплошная чушь, и не больше. Но он ушел на «Офелии» охранять устье реки Дождевых Чащоб, а кроме него, никто не взял вашу сторону. Я как-то раз открыл было рот, да кто ж меня слушал? Я для них – сопливый юнец! Мой папенька, тот прямо звереет, если я при нем Малту упомяну. Дейла хотела оплакать ее, ну, мы же думали, что вы все погибли… так он ее в комнате запер и пригрозил выпороть, если она еще хоть раз ее имя произнесет. Представляешь? А ведь ему никогда раньше и присниться не могло – Дейлу выпороть.